к заговорщикам, замыслившим убить Юлия Цезаря, но в убийстве не участвовал. Став легатом Брута, был внесен в проскрипционные списки13, потерял права и состояние, а в одной из битв гражданской войны даже попал в плен к Антонию. Притворился рабом, был куплен другом Квинтом Лепидом, но вскоре опознан. Лепид снова спас его от смерти и даже добился помилования. С этого момента Лоллий, ярый сторонник Августа, бьется в Египте против Антония и Клеопатры, а когда растерявшийся Лепид переметнулся к Антонию и попал в плен, Лоллий, пользуясь дружбой с Агриппой, в свою очередь вызволил его. Незаурядные люди Августу нравились: Лоллий и Лепид неожиданно получили должности консулов Рима. Агриппа очень ценил Лоллия, поручая ему самые щекотливые дела, и тот оправдывал доверие. Не так давно он исхитрился превратить царство Галатия в римскую провинцию.

Вместе с легатом позади на шаг шел Квинт Гатерий, молодой военный трибун, со свитками в руках.

– О, царь царей Арташес II, я – легат Лоллий, посланник проконсула провинции Азия Марка Агриппы. От его имени приветствую тебя! – провозгласил Лоллий красивым баритоном.

То, что римлянин – не посланник сената, стало ясно сразу: у него не было тоги с красной полосой и золотого перстня дипломата, а значит, не было полномочий. Одет он был по-военному: короткая бордовая туника, кожаная кираса, имитирующая рельеф мужской мускулатуры, с наплечниками, красный плащ, поясная портупея, белый шарф и шлем с белым гребнем. Оружие он сдал при входе в зал.

– Приветствую тебя, легат Лоллий! – произнес царь достаточно добродушно. – Передай проконсулу Агриппе мои наилучшие пожелания в управлении провинцией.

В словах царя сквозила ирония, но Лоллий, не заметив, выпалил:

– Несложно управлять, когда умеешь подчинять… – Поняв, что сказал лишнего, сделал строгое выражение лица и произнес: – О, я не это хотел сказать! Успех не терпит сомнение! Если великий царь позволит, я изложу цель своего визита.

– Легат Лоллий, слушаю тебя.

Римлянин был красноречив:

– Царь царей Арташес II, ты нашел меру балансирования во всех делах, держишь нейтралитет с сильнейшими государствами мира Римом и Парфией, при этом придерживаешься статуса «друга римского народа». Наша дружба, которая возносит твою страну к благоденствию…

– …дружба, которая ведет к подчинению римскому диктату, – спокойно сказал Арташес, перебив легата.

– О, великий правитель. Твое враждебное отношение к Риму ничем не обоснованно. – Бархатный голос Лоллия обволакивал и успокаивал. – Не открою тайну, если скажу, что твой отец царь Артавазд вел тайную переписку с Августом, когда тот еще не был правителем Рима. Мудрые советы Артавазда сыграли важную роль, и император Август очень благодарен Армении за содействие. Жаль, наш друг Артавазд погиб от руки подлого Антония.

– Лоллий, я всего лишь имел в виду, что мы никогда не будем вассалом Рима.

– Об этом не может быть и речи! Твоя страна уже десять лет бурно развивается, и мы, твои соседи, радуемся этому. Но как друг ты мог бы помочь нам в одном важном предприятии. Агриппа планирует поход в Счастливую Аравию, и твоя помощь была бы кстати.

Счастливая Аравия14, или Arabia Felix, имела плодородные почвы и природные богатства – золото, специи, корицу. Три года назад Август уже отправлял туда военную экспедицию, которая закончилась поражением римских войск.

– У меня хорошие отношения со Счастливой Аравией, торговля оживленная…

– О, великий царь! Подожди, не принимай решение на ходу, обдумай все. Вот личное послание Агриппы! – Легат взял пергаментный свиток у трибуна Гатерия, стоящего рядом в парадных доспехах и шлеме с красным гребнем, и протянул царскому секретарю. – Я пробуду в твоей столице еще несколько дней. Позволь встретиться с министрами и военными, и мы найдем обоюдовыгодное решение.

Лоллий с трибуном ушли, а взволнованный царь, посмотрев на своих приближенных, спросил:

– Что скрывает завеса славословия?

Баграм, выпрямившись и приподняв бровь, высказался:

– Довериться человеку, который льстит, держа камень за пазухой, – значит напрочь усыпить бдительность.

Грант с лицом, выражающим верность долгу, предостерегающе произнес:

– Лгал римлянин превосходно. Ничуть не верь хвалам, скрывающим коварство, и гони прочь льстецов, задумавших злодейство.

Санасар, хранитель государственной печати Великой Армении, своевольный вельможа, в своих покоях доверительно беседовал с Вахинаком, управляющим царским двором.

– Нас, самых богатых аристократов Армении, настроенных проримски, все больше. К моим планам по свержению царя Арташеса примкнул начальник стражи дворца, – говорил хранитель.

– Новость окрыляет, но все же сторонников у нас маловато. Сил недостаточно, чтобы сместить Арташеса. – Вахинак, поглядывая на дверь, говорил негромко.

– Мы с тобой – сами себе цари. Наша неприкосновенность обеспечивается договором с царем. Если захватим дворец, то ста человек будет достаточно, чтобы мятеж изгнал прежнего правителя. – Санасар все продумал.

– Я бы действовал по-другому. – Управляющий придвинулся к уху заговорщика. – Пустить слух, что царь повелел отобрать детей у неплательщиков налогов, и восстание вспыхнет как пламя, а мы возглавим его.

– Ты глуп, Вахинак! – Санасар смотрел на не очень умного соратника, возмущаясь: – Восстание перерастет в такую смуту, что сметет все, и нас с тобой. Переворот замышляется и совершается наверху, а невежественный народ как стадо баранов загоняется в новую эпоху. Я заставлю повиноваться себе всех в этом царстве, создав новую династию, а Арташесиды будут уничтожены, и Рим мне поможет…

Вахинак, слушая его, играл в уме свою партию. «Могущественный Санасар, может быть, и ведет переговоры с Римом, мне же это ни к чему, – думал он. – У меня другой план: нейтрализовать Санасара, а одного из рода Арташесидов сделать послушным царем и, получив доступ к сокровищам Армении, править Азией».

В гостевом доме, отведенном для дипломатической миссии, Лоллий, одетый в белую тунику с вышивкой, сидя в кресле, размышлял о прошедшей аудиенции. С царем он был весьма красноречив, в меру вежлив, очень убедителен и достаточно агрессивен. Довольный собой, решил, что все идет строго по плану Агриппы. Армяне поняли, что Рим не шутит.

Гатерий прервал его мысли:

– Легат, но Агриппа вовсе не планирует поход в Счастливую Аравию. Зачем мы здесь?

Оторвавшись не без раздражения от раздумий, Лоллий ответил:

– Когда хищник затевает смертельную игру, жертву меньше всего должны заботить напрасные мысли.

Прозвучал женский голос:

– Милый юноша! Не относись к играм серьезно, иначе сам станешь игрушкою в чужих руках.

В комнату вошла Геката, красивая молодая женщина лет 35, с чудными черными волосами, в длинной, ниспадающей до пят, кремовой тунике с многочисленными складками и закинутым за спину плащом-гиматием из тонкой овечьей шерсти фиолетового цвета. Трибун Гатерий обомлел. В мифологии греков имя Геката принадлежало богине лунного света, связанной с колдовством. Она часто изображалась скульпторами трехликой (управляла тремя стихиями – землей, огнем и воздухом), всегда выходила на охоту по ночам в сопровождении ужасных псов. Ее отцом считался бог Перс – олицетворение разрушения.

Как зачарованный Гатерий смотрел на женщину, а она, подойдя ближе, положила ладонь на лицо юноши (касание его взбудоражило) и стала