Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между нашими телами остается сантиметр пространства, но когда он наклоняется вперед, он уничтожает его. И этот первый контакт между нами заставляет мои чувства взлететь. Ожидание. Предвкушение. Его лицо наклоняется к моему. Медленно. Дразняще.
Проходят секунды, прежде чем его губы касаются моей челюсти, а затем он проводит кончиком носа по чувствительному изгибу моей шеи, его прикосновение такое легкое, но такое, такое родное.
И когда он, наконец, достигает моего уха, он открывает рот, его губы чувственно касаются моей нежной кожи, и шепчет:
— Я чувствую, как ты реагируешь на меня. Я чувствую, как твои соски напрягаются, прижимаясь к моему телу. Ты хочешь меня. Джон тебя не интересует. Я выясню, почему ты здесь на самом деле.
Сразу после этого он отступает от меня и уходит.
Несмотря на то, что он ушел, я все еще чувствую его, прижатого к себе.
А его слова?
Я понятия не имею, что они означают, но знаю, что ничего хорошего они мне не сулят.
7
Гнев — это всего
одна буква, которой
не хватает до слова
«опасность».
Элеонора Рузвельт
НИКОЛАЙО АНДРЕТТИ
Тьма желанна.
Это моя свобода.
Это мой друг.
Это моя семья.
Когда приближается чернота ночи, я встречаю ее с распростертыми объятиями. Уже одетый во все черное, я готов покинуть безопасные пределы своей самодельной тюрьмы. Засунув два пистолета в кобуры под толстовкой, я выхожу из своего дома.
Хотя я бегу трусцой по ступенькам, улицы молчат, не замечая моего присутствия. Мои шаги быстры и в то же время легки — это результат того, как меня учили двигаться. Как пантера, хотя я, конечно, более смертоносен.
В Нью-Йорке люди боятся имени Ашер Блэк, но на самом деле им стоит опасаться моего. Призрачное и грозное, мое имя — всего лишь миф, который редко произносится шепотом и является не более чем прелюдией к безжалостной смерти.
При свете дня я — Николас "Ник" Эндрюс. Ночью я — Николайо Андретти. Но только те, кто называет меня этим именем, либо заказывают смерть, либо приветствуют ее.
И то и другое происходит от моей руки.
Сегодняшний вечер — ночь для первого, и он неизбежно приведет ко второму.
Обычно для встречи с Винсентом Романо я беру машину, но сегодня мы почему-то встречаемся в Центральном парке. Как бы рискованно это ни было, мой разум жаждет открытого воздуха, и это как нельзя более подходящий повод.
Держась поближе к тени, я замедляю шаг, смакуя каждый глубокий вдох искаженной свободы.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
Это просто воздух, который я вдыхаю, но этот воздух находится в нескольких кварталах от моего дома. И этого небольшого расстояния от моей самодельной тюрьмы достаточно, чтобы освободить ту часть моей души, которая чахнет в своей клетке при виде дома.
С каждым вдохом я расслабляюсь.
Но с каждым вдохом напрягается и другая часть меня, всегда настороженная и всегда бдительная.
Я смотрю на улицу, изучая деревья, дома, окна, машины, номерные знаки, запахи и звуки. Я впитываю все, мгновенно анализируя окружающую обстановку, потому что если я задержусь на мгновение, то могу оказаться мертвым.
С таким ударом по голове я никогда не могу быть в безопасности. Возьмем, к примеру, вчерашний вечер. Я видел ту девушку, выходящую из дома Джона, уже в третий раз меньше чем за неделю. До этого я видел ее на камерах наблюдения почти полдюжины раз с тех пор, как вернулся из Нигде.
Что-то в отношениях между ней и Джоном меня не устраивает, и это не потому, что она меня привлекает. Скорее всего, это больше связано с тем, что я уже несколько лет не получал секса, чем с ее красотой.
Да, она чертовски великолепна…
Но как и миллион других женщин.
Просто в ней есть что-то такое, что инстинктивно притягивает мой взгляд и не отпускает, и это вызывает у меня подозрения. А это, в сочетании с ударом, делает меня параноиком. Я почти хочу добавить еще один чертов уровень безопасности к системе, которую парни наконец-то закончили устанавливать, но для этого придется смириться с раздражающими нерешительными взглядами, которые они бросают на меня, когда думают, что я не смотрю, и тяжелым облаком с запахом марихуаны, которое распространяется за ними вслед. Нет, блядь, спасибо.
И самое главное, мне нужно выяснить, почему она бродит по этому району, если я хочу спать по ночам. Ни за что, блядь, Джон. Я не верю в это дерьмо. Какова бы ни была причина ее присутствия здесь, я выясню ее. Я всегда доверял своим инстинктам, а они подсказывают мне, что она что-то скрывает, и ради всего святого (в буквальном смысле) я не стану их игнорировать.
В конце концов, когда я работал в семье Андретти, наш величайший убийца Аллегра была девушкой. Парень мог быть чертовски уродлив, с еще более уродливым характером, но несколько удачно подобранных знойных взглядов и сладких слов от Аллегры, и тупые ублюдки действительно убеждались, что они ей нужны.
Я не тупой урод, и знойные взгляды и сладкие слова меня не волнуют. Но, черт возьми, девушка Джона заставляет мою кровь биться в жилах. С семизначной суммой на моей голове, похоть, которую она гонит по моим венам, достаточно подозрительна.
Как я уже говорил, никогда нельзя быть слишком осторожным.
Решив, что на улице я один, я продолжаю движение, быстро и бесшумно переходя улицу, пока мои ноги не упираются в противоположный тротуар. Как только это удается, моя темная фигура воссоединяется с тенью, скрываясь в глубине ее безвестности.
Я ускоряю шаг, когда чувствую, что за мной следят. Как только я добираюсь до проема в Центральный парк, я пользуюсь им, бесшумно сворачивая влево и ныряя в деревья. Мои ноги легки, я иду по траве, стараясь ступать осторожно.
Никаких следов.
Ни звука.
Ничего.
Меня здесь никогда не было.
Как только я вижу достаточно широкое дерево, я пригибаюсь за ним и прячусь, чтобы убедиться, что дерево защищает меня со всех сторон от любой надвигающейся угрозы. Руки тянутся под толстовку и нащупывают оружие, но я держу его в кобуре.
Иногда оружие только усложняет ситуацию.
Но как только я слышу мягкий стук ботинок по траве, слишком мягкий для походки неподготовленного человека, мое оружие выхватывается и направляется в сторону звука. Медленно я выхожу из тени, никогда не убивая за укрытием.
Люди называют меня по-разному,