чувства по любой другой причине, кроме как потому, что он — единственный парень, который физически удерживал мое внимание с тех пор, как началась моя кампания по поиску золота.

Неужели я настолько поверхностна? До сих пор я считала, что из всех моих не самых лучших качеств именно мелкость мне не свойственна. Физическое влечение к мужчине всегда было для меня непозволительной роскошью, и я никогда не заботилась о нем и не потакала ему.

Но с ним я нарушаю эти правила, вожделея того, кого не могу иметь. Это не принесет мне ничего хорошего. Я зря трачу время. Моя решимость добиваться Джона ослабевает в присутствии его соседа, в череде вариантов "что если", которые он представляет.

Что, если мне не нужны деньги? Что, если бы Мину никогда не забирали? Что, если бы я была обычной девушкой с обычными проблемами? Стала бы я потакать этому? Что бы я чувствовала? То, как болезненно сжимается мое сердце при этих вопросах, приводит меня в ужас.

И от этого я ненавижу его еще больше.

За то, что именно он стал причиной столь пугающей, контрабандной линии самоанализа.

А еще за то, что мне нужно это время наедине с собой, а он вторгается в него и в мои мысли. Потому что минута подготовки, которую я обычно даю себе перед тем, как войти к Джону, необходима для моего здравомыслия. Я использую ее, чтобы закалить себя, напомнить себе, что у моего безумия есть причина.

Мина.

И последнее, что мне нужно, — это прерывание, тем более прерывание со стороны мужчины, который меня привлекает.

Поправка: мужчина, который вмешивается в мои дела.

Напоминая себе, что я ненавижу его, я скрещиваю руки и не пытаюсь скрыть презрение в глазах и голосе, когда говорю:

— Как это может быть твоим делом?

Он замечает мою оборонительную позу и делает шаг ближе.

— Некоторые назвали бы то, что ты делаешь, бродяжничеством. Может быть, я выполняю свой гражданский долг.

Мои глаза сужаются, и я позволяю студенту-юристу возразить:

— Во-первых, я не бродяжничаю. У меня есть цель быть здесь. Во-вторых, даже если я бездельничаю, ты ничего не можешь с этим поделать. Я не нарушаю никаких законов. — Я жестом показываю на общественный тротуар под нами. — Это общественная собственность. — Я заставляю себя нахмуриться, когда понимаю, что мне нравится спорить с ним, что мне нравится быть рядом с ним.

Он ухмыляется, его взгляд одновременно угрожающий и вызывающий.

— Вообще-то, бродяжничество кодифицировано в уголовном законодательстве Нью-Йорка в разделах 240.35, 240.36 и 240.37.

Его слова заставили меня нахмуриться.

Кто этот человек?

По моему опыту, единственные люди, которые настолько хорошо знакомы с законом, изучали его, нарушали или защищали. Это студенты юридических факультетов, преступники или люди, у которых слишком много свободного времени. Я никогда не была склонна к стереотипам, но он не похож ни на одного из этих трех.

На самом деле он похож на кинозвезду — на одного из тех суровых красавцев из голливудского списка "А" с затравленными глазами, которые снимаются в боевиках до возраста Лиама Нисона и до сих пор не ушли на пенсию.

На самом деле я не удивлюсь, если узнаю, что он актер. Я не знаю. У меня не так много времени, чтобы смотреть телевизор, и у меня нет денег, чтобы ходить в кино. Парни, с которыми я встречаюсь, тоже не из тех, кто ходит в кино. Они, к моему ужасу, обычно целыми днями лежат в постели голые.

Судя по его слегка довольному выражению лица, я слишком долго молчала, поэтому я хмуро отвечаю:

— Верно.

Потому что он прав. В нью-йоркском уголовном законодательстве в этих разделах прописано "блуждание", но он еще и пытается меня разыграть, и если бы перед ним стоял кто-то другой, он бы, наверное, отлично справился с этой своей впечатляющей покерной рожей.

Но перед ним не кто-то другой. Это я, человек, который провел последние четыре с лишним года, изучая все тонкости нью-йоркских и федеральных законов. А также тот, кто не любит и никогда не любил пускать все на самотек.

Конечно, это мой любимый недостаток характера. И уж точно самый забавный. Исходя из этого, я опираюсь на свои обширные знания нью-йоркского законодательства. И хотя упомянутые им статьи касаются бродяжничества, они не распространяются на тот вид бродяжничества, которым занимаюсь я.

Очевидно, он пытается запугать меня неясным, но верным знанием закона. Законы технически верны, но в данном случае они неприменимы. Но, учитывая мою специальность, он выбрал не ту тему для разговора, и я не собираюсь проявлять к нему милосердие.

Не с этой нелепой похотью, текущей по моим венам. Мне нужно напомнить себе — а может, и ему, если он заинтересован, но зачем ему еще подходить ко мне, — что мы несовместимы.

Я продолжаю:

— Вот только эти пункты ко мне не относятся. Мы не в транспортном центре и не в школьном кампусе, и у меня нет маски на лице. — Когда его глаза на мгновение мерцают от шока, я не останавливаюсь. — Я не толкаю наркотики и не проститутка.

Не совсем.

Между проституцией и золотоискательством есть различия, но они не настолько велики, чтобы я испытывала комплекс превосходства над проститутками.

— Школа права Джефферсона? — спрашивает он без запинки, имея в виду юридическую школу Уилтона и ближайшую к району Джона юридическую школу.

Я туго киваю, не желая выдавать себя больше, чем нужно. Я не хочу, чтобы он знал меня. Быть незнакомкой — моя единственная защита от влечения к нему.

— Это хорошая школа, — медленно продолжает он.

— Может быть, я умный человек. Неужели в это так трудно поверить?

У этого придурка хватает смелости поднять плечо в ленивом пожатии.

— Умный человек не пришел бы сюда из-за Джона.

В моих глазах вспыхивает огонь, и я мгновенно защищаюсь.

Неужели этот парень знает, что я золотоискательница?

В любом случае, я отбрасываю в сторону ту часть себя, которая наслаждается этим обменом мнениями, и рычу на него:

— И позволь мне угадать… Умный человек был бы здесь из-за тебя.

Он приподнимает губы в дразнящей улыбке.

— Нет. Умный человек убежал бы от меня.

Он наклоняется ко мне еще ближе, и, черт возьми, я не убегаю, хотя знаю, что он прав.

Я должна бежать.

От этой жизни.

От Джона.

От него.

Вместо этого я остаюсь стоять на месте, не сводя с него глаз, и мое сердце бьется в неустойчивом ритме. И когда он уходит, не сказав ни слова, оставляя меня в