не так, перестанем удовлетворяться объяснениями, что все люди страдают, потому что тогда страдания Ирис теряются на фоне несчетного множества других.

Она смотрит на меня огромными глазами и плачет, когда я произношу эти слова. Она плачет, потому что ее утешила моя фраза о том, что ей очень плохо. Ведь она тоже в этом уверена, но не знает, замечают ли это другие, и теперь терапевт просто стал ее плюс один в жизненном событии. Она до сих пор сталкивалась с проблемой в одиночестве, инкогнито и в парике.

Некоторые эксперты сходятся во мнении, что резкое появление социальных сетей и использование цифровых технологий пошло на пользу разговорам о душевном здоровье, олицетворением которого является поколение Y, – благодаря образцам, которые у всех на виду (и тут мы сразу вспоминаем признание Симоны Байлз). На ум приходит и Селена Гомес, которая также не стала лгать и создала целую онлайн-платформу для рассказов о своем душевном здоровье и даже сняла про это документальный фильм. Можно, чуть подумав, серьезно расширить этот список.

Бытует мнение, что с молодыми что-то не так. Они совсем не умеют терпеть – вот и собирают заумные названия несуществующих расстройств. Мол, у них не было строгих родителей, а потому они не умеют преодолевать даже малейшие трудности.

Однако чувствую разлитый в воздухе скептицизм. Бытует мнение, мол, с этими молодыми людьми всегда что-то не так, вечно они выдумывают себе новые диагнозы (та-а-ак, а это что еще за FOMO[26], круть!). Мало их в детстве по попе хлопали, они совсем не умеют терпеть – вот и собирают все эти заумные названия несуществующих расстройств. Мол, у них не было строгих родителей, какие были у нас, они не столкнулись в раннем возрасте с выбивалкой для ковров, а потому не умеют преодолевать даже малейшие трудности.

По правде говоря, в этой банализации я видела нечто иное. В психологии это называется контрафобной реакцией, а на самом деле является видом экзорцизма[27]. Он заключается в массовом использовании проекции и отрицания в качестве защитного механизма. В первом случае мы приписываем другим то, что на самом деле относится к нам. Поступаем так, чтобы иметь возможность дать этому жизнь, – но только вне нас, чтобы наблюдать за этим на расстоянии. Во втором случае усиленно отрицаем ценность этого или даже само его существование.

Таким образом, на мой взгляд, можно считать справедливой гипотезу, что интерес молодых взрослых к вопросам психического здоровья и заботу о нем мы высмеиваем потому, что своим примером они напоминают нам: мы-то сами проигнорировали этот вопрос и, возможно, совершили ошибку. Высмеивая их, мы заявляем, что все это неважно и нас, конечно же, не касается. У нас все прекрасно, это они страдают из-за всего подряд.

Вот что интересно, мы определенно видим повсюду признаки того, что миллениалы находятся в поиске – терапии, любой формы тьюторства. Они говорят, что им чего-то не хватает. Это еще одна причина, почему их якобы игнорируют, неправильно понимают или по-настоящему не любят.

Они чувствуют, что не получили нужных ингредиентов для рецепта подлинной, аутентичной жизни, потому что ингредиенты передали им люди, у которых такой жизни нет. Эти люди – мы, взрослые.

Фактически они заявляют своим семьям, своему начальству, тем, кто их вырастил и выучил, своим коучам и взрослым вокруг них: ваших усилий было недостаточно. Этого мало, чтобы подготовить человека к самостоятельной, полноценной, приносящей удовлетворение жизни.

Они чувствуют, что не получили нужных ингредиентов для рецепта подлинной, аутентичной жизни, потому что ингредиенты передали им люди, у которых – как они мне говорят – у самих такой жизни нет.

Эти люди – мы, взрослые.

Чему учат меня молодые взрослые

На автограф-сессии моей последней книги в Милане молодая взрослая, имени которой я, к сожалению, не запомнила, попросила: «Док, напишите для нас книгу про молодых взрослых».

В начале того вечера я сказала, что уже два года как хотела ее написать, однако интуиция моего издателя подсказывала, что в тот момент в двери настойчиво стучалась тема женственности.

Отложив на время книгу о молодых взрослых, я получила возможность встретить еще больше представителей этой группы и глубже изучить темы, вокруг которых могла бы построить свой рассказ, – через их живой голос.

Я хочу дать вам возможность заглянуть в замочную скважину – соблюдая все необходимые предосторожности! – и поделиться историями.

Работая с молодыми взрослыми, я заметила, что тема самости стала несущей конструкцией на пути, который мы прошли вместе. Они жаждут контакта с истинным я и возможности разделить свой опыт с другими людьми. Ищут отзеркаливания, подсказок, помощи. Финальная версия их жизни, с которой они согласятся, неизбежно будет их собственной, но они знают, что им не справиться с этим в одиночку.

Каждый из нас убежден, что он такой в мире один, что он рекордсмен по неудачам, малодушию и неподлинности, неаутентичности, это унижает и мешает опознать внутри себя нечто большее. Феномен этого поколения – в необходимости кризиса, говорит французский психоаналитик Поль-Клод Ракамье[28].

Слово молодым взрослым

Если бы за нас говорил оркестр

‹…›

Взросление звучало бы как крещендо

Скрипок и бед.

Colapesce & Dimartino[29] «Поп-музыка»

Декорации: семья

– Мне двадцать пять лет. Я уже два года пытаюсь окончить магистратуру. Мне предстоит в третий раз сдавать экзамен по русскому языку, а я вместо того, чтобы учиться… знаете чем занимаюсь? Читаю книги о родительстве.

Я смотрю на Анналауру и жду, пока она продолжит. Я предполагаю, ей есть что сказать. Она изучает лингвистику. У нее есть парень, но они пока не собираются заводить детей. Вместо того чтобы корпеть над русской грамматикой, она держит на прикроватном столике книги по психологии и педагогике.

– …Снова заглядывала моя тетя. Доктор, помните сестру моей матери, тетю Россану, которая, несомненно, сумасшедшая, но в семье мы всегда делали вид, что она просто немного своеобразная? Она подожгла кухню, когда дяде сделали прививку от ковида, а она была против прививок. Она заходит в чат родственников, чтобы полить нас грязью, но в конце добавляет смайлик с бьющимся сердцем. Она утверждает, что ее дочь – врач, и никто не знает, зачем она это делает, потому что у нее есть только сын, который учится на медбрата. Она ходила и рассказывала всем вокруг, что моя сестра сделала аборт, и с тех пор мы держим ее на расстоянии. Так вот. Через две недели у моей матери день рождения, и у нее тоже, потому что они близнецы. И мои вчера вечером за ужином обсуждали, что хотели бы устроить совместный обед в честь этого события…

У Анналауры дрожат губы.

– Я читаю книги, как быть родителем, потому что не уверена, что мои родители хорошо справляются с этим. Изучаю материалы, чтобы понять, оправдано ли мое представление о том, какими должны быть родители. Я ищу объективное подтверждение своим мыслям. Без этого я чувствую себя одинокой, и все заканчивается тем, что сумасшедшей кажусь себе я.

Анналаура замолкает на несколько секунд. Я не тороплю ее.

– Знаете что? Если бы вы сейчас попросили меня загадать желание, больше всего мне бы хотелось, чтобы мои родители пересмотрели свое отношение к этой теме. Чтобы они попытались вникнуть, задаться вопросом о причинах, о том, что может чувствовать моя сестра. Выйти за рамки того, что моя мать вчера вечером посчитала единственно важным: «Если мы не отпразднуем все вместе, что подумает тетя и ее муж?» Во-первых, да кому есть до этого дело? Во-вторых, семья, в которой ты родилась, все еще важнее для тебя, чем та, которую ты создала. Третье: да о чем они могут подумать, если по поводу всего остального они вообще никогда не задумываются. Например, что моей