Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рис. 5. «Ваш вес – вот настоящая реклама вашего социального положения»
В недавнем выпуске одного журнала опубликована реклама книги с рецептами различных диет – задуманной как попытка разбить ошибочные убеждения пролетариев о весе; с довольно неуклюжей прямолинейностью книга заявляет: «все это чушь». Среди вульгарных заблуждений упоминается и такое: «Лишний вес одинаково распределен по всем социальным классам». В рекламе далее разъясняется:
Ваш вес – вот настоящая реклама вашего социального положения. Сто лет назад корпулентность считалась свидетельством успеха. Сегодня это не так. Сегодня это ярлык низшей прослойки среднего класса – ожирение встречается здесь в четыре раза чаще, чем в высше-среднем и среднем классах.
И не только в четыре раза чаще. Но еще и в четыре раза заметнее, поскольку хвастаться лишним весом – безусловно, признак принадлежности к пролетариату, словно похваляющийся намерен нанести максимальную эстетическую травму высшим классам и тем самым в каком-то смысле расквитаться с ними. Джонатан Рабан, наблюдая за гостями ярмарки в Миннесоте, имел удовольствие созерцать спектакль, заставляющий предположить, что лишний вес – это выверенная, алчно преследуемая, осознанная цель:
Эти фермерские семьи… они же потомки голодных иммигрантов из Германии и Скандинавии. …Поколение за поколением их семьи ели и ели, постепенно превращаясь в американцев. И теперь у них у всех одинаковая фигура: широкий низ, животик Будды, некоторая бесшейная смычка между индюшачьим двойным подбородком и кашалотоподобным торсом. Женщины насилу втиснулись в розовые эластичные брючные костюмы; мужчины выпирают из всех швов, пуговицы на их клетчатых рубашках и синтетических брюках вот-вот отлетят с треском.
А чтобы их наверняка заметили, продолжает Рабан, многие мужчины носят кепки, намереваясь убедить нас – вопреки вековой мудрости, – что «счастье – это внуки». Рабана настолько поразило распространение ожирения по территории США, что он предложил даже нарисовать карту ожирения – на ней будет ясно видно: самые полные граждане концентрируются в областях, где иммиграция самая молодая и «воспоминания предков о голоде – самые свежие». И наоборот, «штаты… чье население сложилось большей частью до 1776 года, покажут меньше жителей, страдающих ожирением. Обхват талии в среднем будет увеличиваться с востока на запад и с юга на север. Жировая столица США разместится где-то в треугольнике Миннесота – Айова – Дакота».
Нет нужды заново проходить весь путь вслед за Рабаном, чтобы понять: элиту этой страны отличает определенный внешний вид. К примеру, женщина должна быть стройна, а ее прическа – напоминать о моде 18–20-летней давности. (Самые стильные женщины всю жизнь причесывают волосы на тот же манер, что привыкли в студенческие времена.) Они носят превосходно сидящие платья и дорогие, но всегда внешне сдержанные туфли и сумочки, очень мало драгоценностей. Они носят шейные платки – и это вернейший признак класса, ибо вещь это совершенно бесполезная, служащая исключительно для обозначения классовой принадлежности. Мужчины тоже должны быть стройны. Никаких драгоценностей. Никаких портсигаров. Волосы средней длины, ни в коем случае не обесцвечивать и не окрашивать – это допустимо только в среднем классе и высшем слое пролетариев, что подтверждает пример президента Рейгана. И уж точно никаких париков и шиньонов – это удел пролетариев. (Пролетарии высшего и среднего слоя называют их париком или покрывальцем; а вот сказать про них «нашлепка» могут только пролетарии низшего слоя.) Элитная внешность – и женщин, и мужчин – достигается путем отрицания: отрицания сиюминутной массовой моды, отрицания вычурного, отрицания избыточного. Отсюда – и отрицание элитой лишнего жира. Майкл Корда в книге «Успех!» объясняет это кратко: «Стройность вознаграждается».
Впрочем, отрицание элитой чрезмерности ни в коем случае не означает «минималистского» выбора в одежде. Скорее, речь идет об обязательном «наслоении» (layering). Как отмечает Элисон Лури в книге «Язык одежды»34, «обычно принцип таков: чем больше на человеке одежды, тем выше его статус». И далее уточняет: «Недавняя мода на манеру одеваться “слоями”, возможно, связана, как иногда утверждают, с сохранением дефицитной энергии; однако это также изящный способ продемонстрировать обширный гардероб».
Женщина из высше-среднего класса почти наверняка будет появляться на публике в юбке из серой шерсти, «шотландки» или ткани цвета хаки; темно-синем кардигане, возможно, с узором «косы» ; белой блузке с круглым воротничком а ля Питер Пэн; узких брючках с туфлями на плоской подошве; и волосами, перехваченными крупной заколкой. Ближе к зиме она наденет голубой блейзер или, для деловых выходов, серый шерстяной костюм. Но общая цветовая гамма будет тяготеть к настоящему морскому синему. Конечно, будет много слоев и тенденция выглядеть сдержанно. Обязательным аксессуаром станет футляр для очков, украшенный домашней вышивкой (и это важное классовое отличие: ручная вышивка означает часы безмятежного досуга – пролетарии не могут себе такого позволить). Если женщина много вяжет для семьи и друзей, с большой вероятностью она принадлежит к высше-среднему классу. Если, довязав свитер, она вышивает крошечный ярлычок со словами
«Ручная работа. Гертруда Уиллис»,
то она принадлежит к среднему классу. Если же на ярлычке будет сказано
«Создано Гертрудой Уиллис»,
то она представляет высший слой пролетариата.
Главный цвет высше-среднего класса – морской темно-синий; аналогичным цветом пролетариев можно считать сочно-бордовый, и его регулярно поносит Барбара Блайес, советник по гардеробу Департамента труда и торговли, а также ЦРУ и Управления по контролю за пищевыми продуктами и лекарствами. Ей платят 400 долларов в день за то, чтобы она выкорчевывала пролетарские гардеробные привычки в правительственных департаментах. Она изо всех сил старается, чтобы женщины, насколько это возможно, выглядели как мужчины, в темно-синих или серых строгих классических, но дамских костюмах. Никаких брючных костюмов, тем более бордовых, тем более из бордового полиэстера, – это просто вопиющее падение, классический пролетарский наряд. И еще один любимый «прикид» пролетарских дам: если полные обожают накладывать себя ложками в тугие костюмы, то стройные обожают сочетание «дизайнерские джинсы плюс “шпильки”». Те, кто только недавно перебрался в пригороды и еще не усвоил преппистиль высше-среднего класса, частенько выдают себя таким образом.
Бордовый костюм из полиэстера нарушает сразу два принципа, определяющих построение гардероба высших классов: принцип цвета и принцип использования натуральных материалов. Бог с ним, с морским темно-синим, цвета высших классов должны быть приглушенными, пастельными (и чем выше класс, тем бледнее цвет), а материалы должны в прошлом хоть в какой-то степени быть продуктом жизнедеятельности живой природы (и чем выше класс, тем больше эта степень). Данное означает шерсть, кожу, шелк, хлопок и мех. Точка. Все синтетическое волокно – признак пролетариата: отчасти потому, что оно дешевле натуральных тканей, отчасти – потому что его нельзя выдать за старомодное, и отчасти – потому что они все одинаковые, а значит скучные – в акриловом свитере у вас нет шансов нащупать в пряже кусочек соломинки или овечьих экскрементов. Веблен пришел к этой же мысли в 1899 году, когда писал о массовых товарах в целом: «Повседневные товары, рожденные конвейером, часто вызывают восхищение; простой, не слишком изысканного воспитания народ радуется именно их избыточному совершенству и не слишком задумывается о тонкостях элегантного потребления». (Принцип использования материалов органического происхождения справедлив и для кухонной обстановки и утвари: дерево означает более высокий класс, чем кухни «Формика», а льняная скатерть – классом «выше» клеенки.) Для поддержания статуса истинного высше-среднего класса полный отказ от искусственных волокон настолько важен, что глаз элиты, как обещает «The Official Preppy Handbook» («Официальный справочник по стилю преппи»), приучается выявлять даже малую толику полиэстера – этой прискорбной отметины среднего класса – в рубашке «оксфорд». Эта же бесценная книга безудержно восхваляет юную Кэролайн Кеннеди – «в технических моментах соблюдающую стиль преппи строже самой мамушки» – ибо «за четыре года, проведенных ею в Гарварде, ни единая искусственная прядка не осмелилась коснуться ее тела». Странным образом очень американским, очень характерным для конца двадцатого века – иными словами, очень пролетарским – кажется то, что в магазинах нам предлагают банные полотенца (а единственная их задача – впитывать влагу, впитывать ее хлопковыми волокнами, то есть единственными волокнами в их составе, специально для того предназначенными!), в ткань которых изощренно, вопреки здравому смыслу, подмешано 12 процентов синтетического лавсана, затрудняющего впитывание влаги.