Проснулся чуть раньше шести утра. Пошёл в туалет пописать. И вдруг – глаза закрылись, а когда открылись, я увидел потолок. Я лежал на спине, затылком плотно прижавшись к холодной плитке на полу. Хм, чё это я? В обморок упал? Попытался встать. Невозможно. Руки и ноги не слушаются. Ватные. Полежал и пополз ужом в комнату. Добрался до телефона, вызвал дежурного. Парень по имени Иван пришёл, осмотрел меня и сказал, что у меня «довольно-таки большая» рана на затылке. И нужна скорая. Она быстро приехала. Фельдшер и медсестра, парень и девушка. Только взглянув на затылок, сразу сказали, что надо ехать в больницу.

Полчаса меня везли куда-то за город. Я было прилёг, но тут же ощутил сильную тошноту. Остановились, я сблевал в мешок специальный.

– Так, – сказал мужик, – проверю-ка я на кровь.

И покапал чем-то в мешок. Перекисью водорода, возможно. Не успели капли упасть в мои рвотные массы, как он промолвил сквозь зубы:

– Ну да, точно, кровь.

Чёрт подери, что это такое, чуть не взвыл я. По правде сказать, выть не было сил. И мне ещё было холодно. Я был в шортах и футболке, с накинутым на плечи пледом, который мне на фестивале подарили.

– Сейчас вам полегче будет, – сказал медсестра.

И действительно.

В больнице, в которую меня привезли, мне сразу поставили капельницу с физраствором, взяли кровь на анализ и сделали рентген головы. Сотрясения мозга не обнаружили. Потом препроводили в операционную, где лысый загорелый врач зашивал мне затылок, весело болтая с медсестрой. Врач только сегодня вышел из отпуска. И вот я у него один из первых пациентов. В глазах и голосе у него ещё радость от тёплых краёв. И сил через край.

Он мне сказал, что с головой моей всё в порядке, но анализ крови показал низкий гемоглобин, а сам я подозрительно бледный. То есть – подозрение на внутреннее кровотечение. Надо сделать гастроскопию, но именно тут её не делают. Это в другой больнице. И меня повезли туда. Полчаса по ухабам.

В той больнице начался ад. Сперва мне сделали промывание желудка. А это так: тебе в желудок через рот просовывают толстую трубку, в неё качают воду, а из тебя обратно выливается содержимое желудка твоего. Мой был на тот момент, несмотря на рвоту, всё равно набит. Так что я лежал на кушетке, как мне показалось, вечность, думая, что никогда это не кончится и что я сейчас умру… желая даже помереть, честно говоря. После каждого залива литра воды в меня мой лоб гладила молодая медсестра и приговаривала: сейчас, миленький, потерпи… И всё начиналось сначала.

Но промыли наконец. Подняли с кушетки, отвели в другой кабинет, где гастроскопия. Я уже так устал и так боялся, что у меня внутри всё сжалось, шланг плохо проходил, врачи ругались, дёргали его туда-сюда, от чего я сворачивался, как эмбрион, они снова пытались пройти, кричали, что ничего не видят, но наконец увидели «язву пищевода», как они сказали.

– Это надо лечить обязательно! – Взгляд врача крайне озабоченный. – Лечь в больницу, сделать биопсию.

– В-вы меня будете класть? – Я уже боялся всего.

– Да, можем положить на две недели.

– Не могу! У меня в Москве мама в хосписе. Мне надо вернуться. Самолёт сегодня в шесть вечера.

На то, что они меня с недавним кровотечением отпустят лететь на самолёте, я не надеялся. Внутри всё ныло. Но они неожиданно сказали так:

– Хорошо, можете уехать, но в Москве обязательно обратитесь в больницу. Можете по скорой даже – после кровотечения имеете право. Какая у вас там больница рядом?

– Шестьдесят первая, – говорю. Это ему зачем?

– Не знаю такую, – сказал врач. Действительно, незачем. – В общем, всё это очень серьёзно. У вас грыжа сфинктера пищевода, и идёт постоянный заброс желудочного сока.

– Надо оперироваться? – спросил я, как раньше писали, упавшим голосом. Хотя после всех процедур и страхов ему, как и настроению, уже некуда было падать. Я всё это воспринимал как жуткую катастрофу и конец… всему конец.

– Нет, необязательно. Можно медикаментозно. Но обязательно обратитесь к врачу, понимаете?

– Да, конечно…

– Ждите выписку в коридоре.

Я сел на лавочку в коридоре. Загородная больница. Низкие потолки. Всё окрашено жирной масляной краской цвета слоновой кости. Пациентов особо не наблюдается. Который час? Часов девять… Ого, сколько я катаюсь-то! С улицы – приятный воздух. Мы ж в лесу практически. Я написал эсэмэс девушке Свете, которая занималась нами, журналистами, в Екатеринбурге. Она сказала, что пришлёт такси. И добавила, что если я хочу остаться и полечиться, то это ради бога, потому что организатор фестиваля врач по образованию и у него с молодости хорошие связи в местной медицине. Меня это, как говорится, улыбнуло. Как мило! Журналистские связи, оказывается, тоже ничего себе капитал, ха-ха. Но нет, надо ехать. Такси я ждал чуть не час, выписку чуть меньше, наконец машина добралась до больницы, и я уехал. По дороге купил йогурт и нутридринк в аптеке. Мне ж ничего есть нельзя, получается. В номере снял футболку свою заблёванную. Принял душ. Лёг и собрался заснуть. Сон не шёл, как обычно в стрессовых ситуациях. Администрация отеля сделала мне поздний выезд, так что можно было просто отлежаться хотя бы.

В аэропорту коллеги, увидев мою забинтованную голову, чуть в обморок не попадали. «С гопотой местной разбирался», – пошутил я.

В Москве в Домодедове меня встретили тётя Рива и кузен Григорий. Григорий – ох какой же он уже взрослый и толковый! – тут же деловито вызвал такси по приложению («у меня корпоративный»). Приехав, Григорий сходил купил всякой еды диетической. Потом втроём мы сидели и обсуждали, как мне дальше жить.

Я решил, что маме не буду показываться на глаза в таком виде. Позвонил, объяснил всё. Родные были уже заряжены на визиты к ней. С кофе и сигаретами. Так что я мог отлежаться, а через пару дней, наверное, снять бинты с головы и нормально навещать маму, сам. Но на следующее утро, часов в шесть, звонок на мобильный. Мама. «Сигаре-е-ет!» Я попытался объяснить, что болен и всё такое и что скоро тебе, мама, куча родственников доставит ящик самых вредных и вонючих сигарет… «Сигаре-е-е-е-ет!..» – сильно напрягаясь, просипела мама. Ладно, говорю, только не пугайся. Пара пачек маминого любимого курева у меня была, так что можно в магазин не идти. Сразу в хоспис. С другой стороны, я и спать не мог. Сердцебиение не проходило.

Мама, увидав меня, рывком приподнялась на кровати, хотя уже несколько недель не могла толком ходить и резко вставать. «Что случилось? – просипела она. – П-пойдём к-курить…»

В садике