был уже пьян, когда приходило время читать нам на ночь или проверять домашние задания. Зато он заставлял нас работать. Воскресенье было для нас рабочим днем. Если мы хоть на десять минут задерживались в постели, то получали ремня.

– Ему нравилось ставить нас на место своим сарказмом и остротами, но в то же время он нами гордился. Он говорил: «Ты Джесперсон. Веди себя соответственно». Я унаследовал его едкое чувство юмора. Когда я был маленьким, я спросил у него, как проверить, что наш электрический забор действительно под током. Он сказал: «А ты пописай на него». Меня ударило током по яйцам. Он стоял надо мной и хохотал, а потом бросил мне: «Считай это уроком». Моей сестре Шерон он разрешил потрогать электрический забор, когда она была совсем маленькой. Над ней он тоже посмеялся.

– Где-то глубоко внутри отец никогда не уважал детей. У него не было ни снисходительности, ни понимания. Он сердился, что мы не знаем того, чему нас не учили. Он поставил себя на пьедестал, рассчитывая на поклонение и восхищение, и был так занят собой, что пропустил в жизни все остальное. Он никогда не приходил на наши школьные выступления. Это не было прибыльно – не приносило ему наличных. А он только так и судил обо всем. Мать всегда мечтала съездить на Гавайи и на Аляску, но он ее не свозил. Отец делал только то, что сам хотел.

Одна за другой у него возникали серьезные проблемы со здоровьем: рак простаты, гипогликемия, травмы после автомобильных аварий, депрессия, алкоголизм. Он сломал три ребра при кашле и бросил курить, когда доктор предсказал, что он умрет от рака легких или пневмонии в течение полугода.

Никто не помнил, чтобы он когда-нибудь брал выходной – будь он пьян или трезв, – за исключением редких выездов с детьми и регулярных летних визитов в семейный лагерь в Блэкуотере, Британская Колумбия. Он мало интересовался религией и не позволил жене записать детей в воскресную школу. Его решения всегда были окончательными и бесповоротными. На женщин он смотрел сверху вниз и передал это отношение своим сыновьям. Кит говорил, что его отец частенько ворчал: «Я живу с вашей матерью только потому, что она хорошо готовит».

3

Отцовская рабыня

По словам детей, мастерство кулинарки было далеко не единственным достоинством Глэдис Беллами Джесперсон. Семейство Беллами, английского происхождения, жило на продуваемых всеми ветрами равнинах Альберты, в городе Гранд-Прери. Отец Глэдис, Рой, державший молочную ферму, разорился в тех же «Грязных тридцатых», что подкосили кузнеца Арта Джесперсона. Джесперсоны познакомились с Беллами после того, как Рой Беллами продал своих коров и открыл бильярдную в Чилливаке, Британская Колумбия. В отличие от нерелигиозного Леса Джесперсона, Рой Беллами и его жена Марджори были набожными протестантами и убежденными трезвенниками. Когда приятель принес им в подарок на Рождество бутылку спиртного, его выставили вон.

Со временем Беллами сделали своим любимчиком внука Кита, будущего убийцу.

– Лесли всегда предпочитал Брюса и Брэда, – объяснила как-то Марджори Беллами. – Наша дочь Глэдис больше любила Джилл и Шэрон. Мне стало как-то жалко Кита, потому что он остался в стороне.

Глэдис Беллами Джесперсон выросла в пуританской семье, где малейшее упоминание о сексе и сексуальности было табу. Ее выгоняли из сарая, когда бык оплодотворял корову и когда животные рожали. Никто в семье, включая ее мужа, никогда не видел Глэдис раздетой.

– Она сама так решила, – говорил Лес о жене много лет спустя. – Родители приучили ее стесняться своего тела. Я ни разу не видел, чтобы Беллами трогали один другого.

Кит и четверо его братьев запомнили свою мать как рабочую лошадку и безупречную домохозяйку, удерживавшую семью вместе.

– Отец занимался только тем, что зарабатывал деньги, – вспоминала их дочь Джилл. – Все остальное делала мама.

Глэдис Беллами Джесперсон была крупной, не особенно красивой женщиной ростом под сто восемьдесят сантиметров, с густыми каштановыми волосами, которые унаследовал от нее сын Кит. Решительная и полная достоинства, она пыталась защищать детей от отцовских дисциплинарных мер – с переменным успехом. Она всегда держала дистанцию между собой и всеми остальными, даже членами семьи. Когда Лес летом вывозил семью в лагерь, Глэдис рада была остаться дома одна. Киту она запомнилась сидящей на диване – в стеклах ее очков отражался экран телевизора, а в руках блестели вязальные спицы. Ему казалось, он понимает, почему мать остается дома.

– Она была для отца как рабыня. Она испытывала облегчение, когда он уезжал. Могла вздохнуть свободно.

Глэдис была аккуратна и в домашнем хозяйстве, и по отношению к себе и родным. Она сама шила детям одежду, включая брюки и пиджаки. Когда с годами она прибавила в весе, то разработала себе новый гардероб, скрывающий полноту. Она вязала «индейские свитера» для всех членов семьи. Трепетно относилась к своему внешнему виду и держала дверь спальни накрепко закрытой после того, как химиотерапия вынудила ее носить парик. Но вязанье не бросила. К тому времени ее дети уже выросли.

4

«Ну что опять?»

Если посмотреть на опасного жестокого преступника в начале его процесса развития, а не в самом конце, можно увидеть, довольно неожиданно, что этот опасный жестокий преступник начинал как относительно добродушное человеческое существо, к которому испытываешь скорее симпатию, чем антипатию.

Ричард Родс, «Почему они убивают: Открытия знаменитого криминолога»

Кит считался самым медлительным из детей Джесперсонов, «копушей», как описывала его сестра. Он родился 6 апреля 1955 года, и его самым ранним воспоминанием было, как он спускает камень с горки на детской площадке. Камень ударил его младшего брата Брэда по голове, выступила кровь, и тот заплакал. Сестра Шерон взяла вину на себя – не в последний раз.

К двумя годам Кит умел пользоваться туалетом, был послушным, тихим, но легко отвлекался. «Он ни на чем не мог сосредоточиться надолго», – вспоминала родственница. Его частенько ругали за медлительность, но ему, казалось, было все равно.

Позднее его отец начал снимать на камеру их семейные выезды за город. Маленький Кит всегда плелся в десятке метров позади остальных, разглядывая деревья над собой и подволакивая ноги. При каждом выезде он обязательно терялся, и его приходилось искать. В семье постоянно звучала фраза: «А где Кит?» Второй фразой, приходившей на ум при упоминании Кита, было «Ну что опять?». Он был неспортивным, медленно бегал, не любил командные виды спорта и настольные игры – за исключением криббеджа. Переставлять колышки на