был французский берег, а за спиной — чужой город, пропавший «жених» и почти полная неизвестность.

Глава 5. Ленинград. Простуда. Ножки

Ночью Ася проснулась. Подушка под щекой и простыня были влажными, а сама она горела, словно какой-то злоумышленник разжег внутри небольшой, но весьма эффективный костер. Она выбралась из-под одеяла, нащупала тапочки и добралась до кухонного угла — попить воды из чайника. Меж узких штор пробивался жидкий свет одинокого уличного фонаря. Вода показалась очень холодной и обожгла горло, словно Ася выпила стакан кислоты. Жар вдруг сменился резким ознобом. На полке в коробке, где хранились всякие нужные и не очень мелочи, она нашла пластинку таблеток аспирина, выпила сразу две и забралась под одеяло.

Согреться удалось не сразу, но, когда удалось, пришлось стаскивать с себя одеяло, чтобы не сгореть во вновь разгоревшемся костре. Так она промучилась до утра, на мгновенье засыпая и вновь просыпаясь, и лишь когда в комнате стало совсем светло, забылась тяжелым вязким сном, словно погрузилась в липкую смолу.

Ее разбудила Лёля, дотронулась до лба.

— Аська, ты вся горишь. Опять заболела?

— Да, — виновато прохрипела Ася, обнаружив, что вдобавок ко всему потеряла голос. — Горло болит и температура.

— Понял, как обычно, — вздохнула подруга. — Сейчас поищу мёду или варенья малинового. У Борисовой сто процентов есть.

— Борисова не даст, — прохрипела Ася.

— Молчи лучше, не надрывайся. Даст, куда она денется, — отрезала Лёля.

Через четверть часа она принесла вырванную из хозяйственных лап практичной третьекурсницы Борисовой банку, наполовину заполненную мёдом, плотным, бледно-жёлтым, с белой изморозью сахарных прожилок. За это время Ася кое-как добралась до кухни, чтобы поставить чайник. А еще через полчаса она возлежала на двух подушках, блаженно глотая горячий чай, заедая дерущим горло мёдом. Почти как дома в детстве, когда болела, и мама укладывала её на свою кровать и поила горячим чаем и каплями датского короля. Горячечное блаженство портили лишь головная боль, ноющее горло и неотвязное воспоминание о встрече и конфузе со Смоличем, да и закончилось это блаженство очень скоро — короткое облегчение сменилось новой волной жара. Она выпила таблетку и поплыла в вязком тумане, где сон путался с явью. Явь же вскоре вытащила ее из постели: организм жестко потребовал активного участия в своих функциях. Закутавшись в серый пуховой платок, бабушкин подарок, Ася отправилась по пустынному днём коридору, в место общего пользования.

Сполоснув руки ледяной водой, она взглянула на себя в заляпанное зеркало, что висело над умывальниками. Слипшиеся волосы, красное лицо, больные тусклые глаза — неприглядное зрелище. Дверь распахнулась, вошла вечно сердитая уборщица, загремела ведром. Ася ретировалась, не дослушав нелестную характеристику, прозвучавшую в свой адрес. По коридору почти бежала, насколько хватало сил, так хотелось поскорее забраться под одеяло. Чуть задохнувшись, взялась за ручку двери своей комнаты и замерла, уловив голоса: один — женский, другой — мужской. Ася не поняла, кому они принадлежат — в голове стучали молоточки, отдаваясь ударами в висках, мешая вникать и слушать. Голоса смолкли, и она было решила, что ей почудилось. Ася открыла дверь, вошла и замерла на пороге, словно приклеенная. Двое, видимо, только что вошедшие в комнату, обернулись к ней. Кудрявая светловолосая пышная красотка Лариса, туго обтянутая зелёным драпом двубортного пальто, и… Лёня Акулов, невозможно синеглазый, немыслимо красивый, уставились на Асю, словно увидели привидение. Впрочем, именно на привидение она и была похожа. Первой выступила Лариса, задав риторический вопрос:

— Аська, ты что, дома?

— Что с тобой? — не услышав ответа, продолжила она, узрев, что с хозяйкой комнаты творится что-то неладное.

Ася прижала ладони к щекам. Желание исчезнуть, раствориться в душном воздухе комнаты стало почти невыносимым. Она даже сжалась, пытаясь уменьшиться в размерах.

— Привет, — подал реплику Лёня. — А мы вот тут… зашли.

Лучше бы молчал. И без того ясная картина стала прозрачной. Ну что ж, именно так и должно было случиться. Встретиться с актером, поклонницей которого являешься, и пролить кофе ему на брюки; влюбиться в парня, который спит с подругой твоей подруги, в комнате, где ты живешь, и выглядеть при нем, как баба яга — неплохой расклад для романтичной девушки с фантазиями. Впрочем, последний пункт не имел значения, не всё ли ему равно, как она выглядит. Она им кайф поломала своим неуместным появлением — вот что главное. Картина Ильи Ефимовича «Не ждали…».

Такие или примерно такие мысли сумбуром крутились в несчастной больной Асиной голове, пока она тщетно пыталась слиться с грязновато-голубой краской холодной двери, к которой прижалась замерзающей спиной. «Вот бы сейчас упасть в обморок… нет, упасть бы, когда Лариски здесь не будет. Ну да, упасть в обморок, и он станет поднимать тебя с пола, такую больную и опухшую, затем сразу полюбит и жить без тебя не сможет?»

— Ты больная совсем, — продолжила Лариса, в голосе прозвучало сочувствие — приправа к разочарованию.

Лёня же был чертовски красив или слишком похорошел из-за температурной дымки, в которой Асе виделось всё вокруг.

— Простудилась, — прохрипела она.

— Сочувствую, — сказал Лёня, и Асе показалось, что он действительно сочувствовал ей.

— Да, а вы вот пришли, а я — дома… — прошептала она.

— Ты ложись, мы пойдем, — пробормотала Лариса. — Мы за магом забежали.

— Ну да, я лягу, конечно, не вы же… — пролепетала Ася, и на этот раз ей трудно было не поймать зверский Ларкин взгляд и усмешку синих Лёниных глаз.

«Каково черта они у него такие синие, — крутилось в голове. — Синий, синий иней, синий, синий иней, one way ticket…».

Ася направилась к кровати, парочка расступилась перед нею. Она прошла мимо Лёни, близко-близко, и, наверное, почувствовала бы запах его одеколона, если бы не был заложен нос.

— У тебя хорошие записи, — сказала, усаживаясь на кровать.

— Да, неплохие… хочешь, подкину? — подмигнул Лёня.

— А у меня и магнитофона нет. Только проигрыватель, да и тот напрокат.

Он поставил на стол магнитофон, сунул вилку в розетку и защелкал клавишами-выключателями. Завертелись, чуть шурша, катушки: «Cos for twenty-four years I've been living next door to Alice…».

— Тебе может, лекарства какие купить? Ты к врачу ходила? — поинтересовалась вдруг забытая Лариса.

— Нет, я только сегодня заболела. Ничего не нужно, спасибо, Лёлька принесет.

— Я тебе маг оставлю, покрутишь, — синие глаза смотрели на Асю в упор, и она плотнее укуталась в платок.

— Спасибо, — выдохнула она. — А когда вернуть?

— Договоримся, — весело бросил он.

— Пойдем, Лёнчик, — ревниво проворковала Лариса, надевая перед зеркалом вязаную шапочку. — Не будем мешать Асе, ей нужно поспать. А как же мы