государственных премий, будет вещать с высоких трибун свое авторитетное мнение по поводу развития машиностроительной отрасли, а какой – нибудь школяр – первокурсник начнет тыкать пальцем в экран телевизора и хихикать: «Это же тот самый Леха Фролов, которого генерал Калинин… того… хи-хи-хи…».

И так. Смачно шлепнув ладонью о стол, сильно нажимая на «о», генерал провозгласил: «Ну, да я вам эту девственность на экзамене-то и по-ло-маю!».

После этой фразы, Леху чуть не сбило с ног ураганом гомерического хохота, сотрясающего стены аудитории, а сам Леха нелепо задергался, будто марионетка в руках кукловода – самодела, который еще зачем-то заляпал свою куклу пунцовой краской. Хохот стоял такой, что сквозь него едва – едва пробился звук спасительного звонка.

Генерал подал команду: «Товарищи курсанты, – все дружно повставали со своих мест – занятия окончены!».

В другой раз, все бы уже ломились в двери аудитории, спеша занять очередь в столовке, но на лекциях по тактике всякие там телодвижения начинались только после того, как подтянутая фигура в генеральском мундире скрывалась за дверью.

О генерале Калинине в институте ходили легенды. Поговаривали, что в сорок третьем году, тогда еще капитан, Калинин с двумя бойцами отбил у целого взвода гитлеровцев, подзаплутавший в лесной чаще, сверхсекретный гвардейский реактивный миномет, ту самую «Катюшу». Неизвестно, как там получилось на самом деле – толи командир расчета сплоховал, просчитался, толи водитель был неопытный, но скрытное их продвижение по ночному лесу было совсем не в ту сторону. Катались они до тех пор, пока не наткнулись на немецкий аванпост. Наверное, нашему боевому расчету до своего подвига не хватило одной минуты – не успели они подорваться со своим минометом, как предписывала поступить, в случае попытки захвата, инструкция. На минуту раньше улеглись в рядок, плечом к плечу, под колесами своего «ЗИС»а. Как раз в это время, капитан Калинин, начальник полковой разведки, находился по близости, «уточнял оперативные данные на вверенном ему направлении». Он на шумок откликнулся, «оценил обстановку», прятаться не стал, а, напротив – решил немцев в темноте «на арапа» взять. Пока отгонял фрицев, все боеприпасы истратил – и гранаты, и патроны. Но шуму наделал много. Фрицы, решив, что русских не менее батальона, ретировались. Капитан, хоть и понимал, что они вот-вот вернутся, но подрывать миномет не стал. Сообразил, какой тумблер включить, какой штурвальчик крутануть. А дальше, уже «Катюша» показала, в каких алмазах небо бывает. Поскольку турели у «Катюши» в транспортном положении фиксируются полого, почти горизонтально, то и залп получился удачным, что называется, прямой наводкой. Наши этот залп восприняли как сигнал к атаке и на легкой ноге ворвались в первый эшелон вражеской обороны, вернее, в то, что от него осталось. Некоторые и проснуться, толком не успели.

И ходить бы капитану Калинину в Героях, если бы не его неуживчивый характер, не его открытая неприязнь к штабистам и особистам, благодаря чему, врагов у него хватало и среди тех, и среди других. Рассказывают, что за годы войны, Калинина, по законам военного времени, свои же трижды расстреливали, но в последний момент расстрел отменяли и каждый раз представляли его к ордену.

Что же касается Лехи Фролова, то у него все подвиги были еще впереди. Учился он вполне прилично – если открыть его зачетку, то в глазах зарябит от сплошных «отл», «отл», «отл». Общественник он был тоже заметный – и в студсовете-то он заседает, и в клубе бардовской песни поет, и наукой-то он занимается – в общем, на все его хватало. На все, кроме военной кафедры. А к четвертому курсу, апеллируя к своей чрезмерной занятости и ко вполне приличной учебе, выхлопотал Леха себе в деканате свободное посещение занятий и зажил припеваючи. Лекции он теперь оделял своим вниманием от случая к случаю. Что же касается экзаменов, то, будучи талантливым импровизатором, умудрялся студент Фролов превратить ответ по билету в доверительный диалог с преподавателем, взаимообогащающий обоих и приносящий в зачетку очередное «отл». Даже ТММ, Теорию Машин и Механизмов (в переводе на студенческий сленг – Тут Моя Могила), он умудрился сдать на «отлично».

А пару недель назад, Леха, чуть ли не нос к носу, столкнулся с генералом в коридоре института. Хотел сделать вид, что ужасно торопится и юркнуть в ближайший кабинет, да не тут-то было: «Курсант Фролов! Ко мне!». Хочешь – не хочешь, а пришлось вернуться.

– Как там у вас, на вашем молодежном наречии говорится? Бочку катить? Докладываю вам, товарищ курсант – я на вас качу большую бочку! А вы мне доложите, почему упорно игнорируете мои занятия.

– А у меня, товарищ генерал – майор, свободное посещение.

– Правда? И документ соответствующий имеется?

– Так точно.

Тут генерал резко наклонился к Лехиному лицу и заговорщицки прорычал в самое ухо: «Я вам вот что посоветую, товарищ курсант. Вы эту бумажку берегите пуще глаза! И если, не дай Бог, война – тогда вы ее Родине – матери и предъявите. Мол, хочу – защищаю, хочу – нет». Повернулся через левое плечо и пошел от Лехи, не сказав больше ни слова. Ни чего не скажешь – умеет зацепить за живое, старикан, умеет.

Короче говоря, стал Леха ходить на лекции и тогда только понял, как он недальновидно поступил, пропуская занятия по тактике. Восстановить пропущенный материал оказалось не так-то просто. Толковых конспектов ни у кого не было – львиную долю информации заносили в, так называемые, секретные тетради, которые выдавались только на время занятий, после чего, проверялись по описи и сдавались в секретную часть. О том, чтобы взять тетрадь на ночь – и разговора не могло быть. Тоже самое происходило и с топографическими картами. А на этих картах нужно было играть в некоторое подобие шахмат – двигать полки, дивизии, целые войсковые соединения. О правилах этой игры Леха имел весьма смутное представление.

А до сессии оставалось всего ничего – каких нибудь две недели. Рокады, колонные пути, какие-то аппарели, эскарпы, контрэскарпы – ко дню экзамена весь этот винегрет из малопонятных терминов никак не укладывался в Лехиной голове в нечто удобоваримое. А еще, надо было уметь построить сетевые графики взаимодействия, владеть расчетами сил и средств противника, соотносить их с возможностями своего подразделения – ни чего этого Леха не умел. Зловещее пророчество генерала начинало приобретать зримые очертания.

Все двоечники заходят на экзамен последними. Есть у них маленькая надежда на то, что оставшись один на один с, измотанным к концу экзамена, преподавателем, разжалобить его байками о невзгодах студенческой жизни и