Обернувшись в тулуп и опустив картуз по самые глаза, Ульяна вертелась вокруг своей оси, точно волчок, и втаптывала пятками валенок снег, в такт хлопая варежками. Точно так же одетый Ромэн составлял пару в ее магическом зимнем танце. Непривычно холодно было египетскому принцу на земле русской, озяб до костей, позабыл даже на некоторое время, какие приключения поджидают его под толщей снега и льда, все мысли о горячем пунше были и о камине с потрескивающими еловыми бревнами в языках огня. А тем не менее уже почти час они ожидали, когда Делин вернется от госпожи Шуберт.

Иноземцев остановился в своей старой квартире, прекрасно понимая, верно, что за час-другой ему с поставленной задачей не справиться. Но невзирая на полное понимание сложности задуманного предприятия, он не собирался от него отказываться. В чем с горечью и отчаянием пришлось убедиться адвокату, который настиг его в день приезда едва не у порога дома номер тринадцать.

Ульяне и Ромэну так и не удалось узнать, чем именно закончился долгий разговор Герши с доктором, но тот оговоренным заранее знаком из окна дал понять, что первый залп мимо, готовьте пушку помощнее.

Одевшись незаметным манером, как два дворовых мальчишки, устроившись на перекладинах ограды Александровского моста, Ульяна и Ромэн поджидали бывшего исправника. Тот у касс дал слово сегодня же вечером навестить доктора и применить в разговоре с ним всю свою недюжинную силу, все свое чиновничье мастерство влиять на умы, чтобы восвояси, во французскую сторону отправить. И обещание свое сдержал — через четверть часа, как Герши показался в окне комнаты Иноземцева со скрещенными руками, в конце моста раздались тяжелые шаги исправника. Он прошагал мимо двух озябших мальчишек и исчез в тумане по направлению к Царскосельскому вокзалу.

Ульяна проводила того удручающим взглядом, прекратила вытаптывать узоры на снегу и со вздохом вновь уселась на ограду моста.

— Сдается мне, у него тоже ничего не выйдет, — произнесла она, еще раз отчаянно вздохнув.

— П-почему н-не выйдет? — От холода Ромэн еле ворочал губами.

— Интуиция! — многозначительно ответила девушка. — Надо решать, как дневник из Архива доставать будем…

Вдруг она спрыгнула на снег и принялась вновь вышагивать туда-сюда, очевидно, что-то замысливши. Ромэн насторожился и в ожидании даже перестал дрожать от холода, следил за ее торопливо-встревоженными шагами, точно за маятником гипнотизера.

— Что я сама себе признаться-то боюсь, трусиха, для этого мы здесь! — бормотала она. — Нужно… Нужно придумать что-то эдакое… что-то грандиозное, умопомрачительное, фееричное, эффектное, сногсшибательное и, конечно же, оригинальное, чтобы нас надолго здесь запомнили… Какое сегодня число?

— 6 декабря.

— Это у вас 6-е. А у нас… раз, два, три… У нас уже 19-е! Близится Сочельник — время волшебства и чудесных метаморфоз, время, когда голуби из рукава придутся к месту. Ох, как же хочется веселья и забав! Будут, будут забавы, чует мое сердце, в голове крутится план… Где же этот Делин проклятый, что-то назад не идет.

— Может, стоит с-с-ходить к ок-кнам?

— Нет, будем ждать здесь. У Кирилла Марковича разговор короткий.

— Как бы он не причинил вреда месье Иноземцеву. А то ведь эмоции его порой хлещут через край.

— И поделом, нечего было в такой холод сюда ехать. Хоть бы Кирилл Маркович тумаков Иноземцеву надавал крепких, как это свойственно Кириллу Марковичу, чтоб на землю его спустить.

— Ужас, какая ты, Элен… бессердечная! — тихо рассмеялся юноша.

— Очень, Ромэн, стараюсь, изо всех сил, изо всей моченьки, по краю, можно сказать, хожу, чтобы бессердечие свое сохранить. — Ульяна вдруг замолчала, насторожившись. С другого конца моста донесся хруст снега под грузными шагами — в морозном воздухе, среди ночной тиши они звучали отчетливо, как молот по наковальне. — Смотри, идет! Идет обратно.

Действительно, в бледно-желтом свете фонарей показалась черная фигура с котелком на голове. Делин шел обратно быстрее и решительнее, нервно вышагивая и, похоже даже, бубня себе под нос ругательства.

Ульяна сорвалась с места и бросилась ему под ноги, едва не сбив.

— Колядки, колядки, открывай ворота, отворяй сундучки, дай конфет и пирожки! — взвизгнула она.

— Тьфу ты, — шарахнулся в сторону Делин. — Поди прочь, мелюзга. До Сочельника еще добрая неделя, если не больше.

— Ну, удалось вам его убедить? — Девушка стянула с головы картуз.

— Черт бы вас побрал, Ульяна Владимировна! Меня чуть Кондратий не хватил.

— О, пора привыкнуть. Ну, так что Иван Несторович-то?

— Ничего. Уперся, как баран, и ни в какую. Его Герши увещевал, все по полочкам ему разложил, на пальцах что-то показывал, мол, гиблое дело вы, месье, задумали. Тот руки на груди скрестил, брови нахмурил, губы поджал и, похоже, даже не слушал, просто, как каменное изваяние, сидел, очками грозно посверкивая. А когда узнал, что вы с Ромэном нас надоумили за ним в Россию ехать, так еще мрачнее сделался. Говорит, жизнь и безопасность человечества на кону, потому игры в сторону. Так им, говорит, и передайте. Пусть не мешаются.

— Стало быть, он знает, что мы с Ромэном здесь? — ужаснулась девушка.

— Нет, мы же условились молчать об этом. Я свое слово привык держать в отличие от вашего, Ульяна Владимировна.

— Это хорошо, — с искренним воодушевлением ответила Ульяна, даже приобняв за локоть бывшего исправника. — Это очень хорошо, что вы такой честный, иначе что ж на земле-матушке творилось бы, если б совсем не было честных и благородных людей вроде вас. А что Герши? Колобок наш не проговорился?

— Вроде нет. Не знаю, — отмахнулся бывший исправник. — Иван Несторович не все переводить изволит. Чувствую, что он только то, что ему на руку, мне пересказывает. Хитрец экий. Они с Герши у госпожи Шуберт останутся, вместе в Бармен поедут. Может, оставить их в покое? Адвокат смышлен, дело свое знает.

— Ничегошеньки он не смышлен. Он же за Элен Бюлов тоже гоняется, аки борзая за лисой, но несколько дней в одном купе с ней ехал и ни разу не признал коварную преступницу. Такой же олух царя небесного, прости Господи. Оба они друг друга стоят. Попадут в переделку, неужели вы этого не понимаете?

— А мне с того какая печаль? — Делина не очень-то порадовала аллегория с царем небесным и борзыми.

Он, конечно, в глубинах души и за собой признавал склонность к откровенному идиотизму, не будет же нормальный человек так одержим погоней, но слышать о сем малоутешительном откровении из уст той, которая ему столько раз рожек наставила, было неприятно. И даже обидно чуть ли не до слез. Ну вот почему у одного на руках то тузы, то бубновый ряд, а другому — сплошь мелочь всякая!

— И вы позволите ему пойти в охранку? — всхлипнула девушка.

Кирилл Маркович как-то сник, сконфузился, по лицу пробежало мрачное облачко.