Ульяна выхватила «кольт», вскинув дуло на Иноземцева. Доктор не шелохнулся. Толпа полицейских ответила волной невнятного шума — тут была и готовность противостоять опасной преступнице, и испуг, и негодование. Все думали, она застрелит адвоката из Парижа, посланника Сюрте, столь ловко ее разоблачившего. Но лицо Ульяны расплылось в самодовольной улыбке, ей нравилось держать людей в напряжении. Несколько секунд она гипнотизировала доктора насмешливым взглядом, упиваясь будущим своим торжеством. Собиралась, перед тем как провалиться, раз пальнуть в него, чего греха таить, по ногам, в плечо, не в сердце, конечно… Но да ладно, пусть живет.

— Я принимаю вызов, — проговорила она по-русски, подняла руку и три пули выпустила в воздух, чтобы создать вокруг себя дымовую завесу, сделала два выстрела вниз — для верности, чтоб последние доски пробить, и, прежде чем полицейские успели к ней шагнуть, что есть мочи топнула ногой, вдруг провалившись под пол вместе с ковром.

Ковер тонкой персидской шерсти просочился в дыру, опрокинув пару стульев, точно его засосало неведомое болотное чудище. Видимо, Ульяна благополучно спустилась на нем вниз на первый этаж. Удивленные полицейские столпились возле раскуроченного паркета и долгие несколько минут глядели в яму. Откуда снизу раздался звук разбитого стекла. И только тогда, осознав, что вот-вот упустят знаменитую Элен Бюлов, бросились вон из номера Иноземцева. Позабытый ими арестованный адвокат в немом ужасе провожал ошеломленными глазами проскакивающие мимо него темно-зеленые фигуры в касках. Едва мелькнула последняя спина в дверном проеме, Иван Несторович достал из кармана паспорт Герши и сунул ему в скованные наручниками руки.

— Прощайте. Поезжайте в Париж, вернитесь в контору «Гру и Маньян» наконец, а эту историю будете потом рассказывать своим внукам.

Надел светлый редингот с двумя бортами, светлый цилиндр, очки, наконец, без которых обходиться было чрезвычайно трудно, и, подхватив саквояж с миллионами Лессепсов, преспокойно вышел. Двинулся по коридору к лестнице, спустился в вестибюль, особо не спеша, да и колено ныло отчаянно. Где-то справа доносились дотошные выкрики на гортанном немецком, топот сапог по битому стеклу, и Иван Несторович вспомнил вдруг больницу Святого Николая. Вот точно так же делинские филеры носились по лестницам, коридорам и по ночному саду меж скамейками и фонарями, кричали, палили в воздух в попытке поймать неуловимую Элен Бюлов.

Едва созрел в голове Иноземцева план мести, он все думал, все гадал, муками совести исходил, и дня не проходило — уйдет она или не уйдет, арестуют ее или нет. Ушла-таки, слава богу… Знал Иноземцев о ее ночном визите в «Брайденбахер Хоф». Спускался по лестнице, случайно увидел у стойки в холле странного рыжеволосого чудака, стрекочущего по-французски, который ловко принялся ловить ручную крысу.

Тотчас понял доктор, кто это был на самом деле.

Всю ночь глаз не смыкал, лег одетым, в одной руке нож, в другой — «лебель». И пролежал так, чуть дыша, под одеялом, пока она полы пилила, бог весть зачем. Но сделался Иноземцев отчаянным фаталистом: утром, когда девушка ушла, подошел к раскуроченным доскам, заглянул под ковер, вздохнул безнадежно и вернул конец ковра на место. Для чего мадемуазель Бюлов это сделала, он узнал только сейчас.

А теперь без имени, без прошлого, без лица и со спокойной душой отправился до Бремерхафена, прямо к порту.

Через два дня после означенных событий приобрел билет на трансатлантический лайнер компании «Гамбург — Америка Лайн» на имя Аристарха Германовича Бюлова и сел пить кофе в ресторане на пристани. Ежели бог позволит да совесть не станет фонтанировать негодованием, сегодня же вечером белый пароход «Фюрст Бисмарк» унесет его к берегам Америки, в славный город Нью-Йорк…