— Когда-то мы оба там начинали, а уж потом занялись катками.

— А почему он решил продать свою долю?

— У него возникли личные проблемы. И это все, что я могу вам сказать.

Крэг был единственным человеком, с которым Ноя связывала дружба. И он не станет обсуждать его проблемы с кем бы то ни было. Даже с Фрэнси. Кто знает, что творится в этой красивой головке? Но одно он уже понял: им опасно находиться вдвоем в этой тесной комнатке.

Она оставила в покое гири и остановилась возле кухонного стола.

— Ной, у меня к вам деловое предложение.

Он едва не расхохотался. Но вовремя сдержался. Она выглядела очень серьезной.

— Я весь внимание.

Она прижала руки к груди:

— Я хочу выкупить у вас пай геттисбергского катка.

— Вы хоть примерно имеете представление, о какой сумме идет речь?

— У меня есть накопления, — извиняющимся тоном произнесла Фрэнси. — Я раньше не знала, куда их вложить. Теперь знаю. А вы бы получили необходимую вам наличность.

— Вы хотите, чтобы я взял ваши деньги и забыл о своих намерениях продать каток?

— По-моему, очень дельное предложение.

— Только оно никуда не годится. То, что вы можете заплатить, не покроет и части тех расходов, которые мне предстоят, чтобы переоборудовать несколько катков и возместить… — Он умолк на полуслове.

Она буквально сверлила его взглядом, и он почувствовал себя крайне неуютно. Не мог же он выложить ей, что Крэг залез в их общую кассу и растратил куда больше, чем стоит этот злосчастный каток. Ною теперь долго придется трястись над каждым центом. К тому же теперь он был вынужден взвалить на себя и часть работы Крэга, так что у него оставалось гораздо меньше времени на читку документов. Крэг был не таким уж плохим человеком, но попал в затруднительную ситуацию, из которой не нашел достойного выхода. И Ной чувствовал себя ответственным за все, что случилось с приятелем. Но теперь он уже никогда не возьмет компаньона — слишком тяжко дался урок.

— Но скажите честно, почему вы все же отказываетесь от моего предложения? — снова настиг его вопрос.

— Отсутствие свободной наличности. Только это.

— Вы просто не хотите говорить мне правду!

Когда она хмурилась, то на ее щеке появлялась такая же ямочка, как и при улыбке. Он заставил себя оторвать взгляд от ее лица и сосредоточиться на ее вопросе. Конечно, он может выложить ей всю правду, вот только понравится ли она ей?

— Правда в том, что я не хочу партнерства.

— Почему?

Он пожал плечами, надеясь отделаться простейшим объяснением:

— Потому что мне лучше работать одному.

— Партнерство с Крэгом оказалось не самым удачным?

Мог бы и догадаться, что Фрэнси не так просто провести.

— А вот это не вашего ума дело. — Прозвучало это гораздо грубее, чем хотелось, поскольку обман и предательство друга все еще были для него больной темой. И он не должен допустить, чтобы повторилось нечто подобное. Стоит лишь позволить кому-то навредить тебе — и можешь быть уверен: этим непременно воспользуются.

Ее глаза сверкнули гневом. Подойдя к Ною вплотную, она ткнула в него пальцем.

— Вы не способны увидеть интересное решение даже тогда, когда оно у вас под носом.

Кончик ее пальца коснулся его подбородка, и Ноя пронзило желание. Подчиняясь рефлексу, он обнял ее. Она оказалась именно такой, какой и представлялась ему: мягкой, податливой, соблазнительно-женственной. Шоколадные глаза округлились от неожиданности — она замерла. Он позволил разыграться воображению, представив, что в этих прекрасных глазах пылает страсть… А он склоняется над ней и целует восхитительные губы…

Но система самозащиты, которую он развил в себе за долгие годы, оглушила его мощными сигналами тревоги. Если он поцелует Фрэнси, то наживет столько неприятностей, что спастись от них будет очень трудно. А надо спасаться. Вместо вожделенного поцелуя он очертил губами контуры ее лица и замер возле ее губ.

— Когда передо мной истинно прекрасное, я в состоянии заметить это. Можете мне поверить.

Она словно в трансе смотрела на него, по ее телу пробежала дрожь. Боже, какой потрясающий отклик, сколько чувственности!

Фрэнси, потерянно заморгав, попятилась. Избегая смотреть на Ноя, она прошла прямо к двери. Держась за ручку, выпалила одним духом:

— Это была хорошая идея.

— Для вас, Фрэнси, но не для меня.

Она вышла, яростно хлопнув дверью.

Рассуждая логично, Ной поступил верно. Поступил так, как требовали интересы бизнеса, да и для Фрэнси это лучше. Однако пустота в душе разверзлась вдруг до угрожающих размеров.

Уж кого-кого, но Ноя она никак не ожидала увидеть, выйдя утром из ванной. И уж конечно, не на собственной кухне. А он, как ни в чем не бывало, сидел за столом с ее отцом.

По понедельникам каток был закрыт, и Фрэнси спала чуть дольше, затем занималась домашними делами и уходила на урок хореографии. Оттуда отправлялась в школу, где читала самым маленьким разные истории. Сегодня смятение не оставляло ее. Объятия Брента были приятны, но то, что произошло с ней в объятиях Ноя можно описать лишь как взрыв. Ей и уснуть-то удалось с величайшим трудом. И вот теперь он восседает на кухне, будто ничего не случилось.

Ной увидел ее и улыбнулся. Она бросила взгляд на портативный компьютер на столе и хриплым от волнения голосом спросила:

— Что здесь происходит, па?

— Ной зашел за яйцами для завтрака, увидел, что я ищу нужные накладные, чтобы напечатать их в списке, вот и решил помочь.

— Яйца в обмен на компьютер? Не очень-то равноценная сделка, а?

Отец рассмеялся:

— Возможно, я даже решусь разориться на эту машинку. У Ноя есть программа, которая сама отбирает нужное, суммирует затраты и распечатывает все это. Ты понимаешь, какая экономия времени?

— И ты уже разобрался во всей этой премудрости?

— Мы занимались этим не более часа, и ваш отец схватил все на лету, — ответил Ной вместо отца.

— В отличие от меня, — пробормотала Фрэнси.

— Но и вы справились со своим первым заданием весьма неплохо. Просто некоторым нужно чуть больше времени, чтобы почувствовать себя уверенно.

Его похвала обрадовала, но не рассеяла сомнений относительно ее способностей учиться дальше. Если Ной не примет ее предложения, тогда ей не удастся попасть в колледж. Особенно если — Господи, спаси и пронеси! — каток продадут. Тут у нее заурчало в животе. Она покосилась на девственно-чистую сковородку на плите.

— А где мама?