— Вы знаете, где найти меня в экстренном случае.

Фрэнси даже не знала смеяться ей или злиться. Еще подростком она обрела самостоятельность и сама принимала важные решения. И эта поза Ноя — мол, «позволь, детка, я разберусь с этим малым» — казалась ей и смешной и… трогательной.

Фрэнси повела Брента в офис. Шагая рядом с ней, он небрежно спросил:

— Как поживаешь?

— Отлично, а ты?

— Об этом я и хотел потолковать с тобой.

Зайдя в офис, Фрэнси закрыла дверь, что делала крайне редко, но поскольку она и понятия не имела, о чем пойдет речь, то осторожность не помешает.

— Так зачем ты приехал?

— Послушай, Фрэн, я прошу прощения, что не написал и не позвонил…

— Ты был занят. Насколько я понимаю, сейчас ты готовишься к Олимпийским играм.

— Если бы. Мы не прошли квалификационный отбор.

Фрэнси не следила за тем, что происходит в фигурном катании, не смотрела спецвыпусков телепрограмм. Все ее силы и энергия были направлены совсем в другое русло. И ей наплевать на карьеру Брента, во всяком случае, она старалась убедить себя в этом. Увидев его после долгой разлуки, она с радостью обнаружила, что все ее чувства к этому смазливому карьеристу испарились, но вместе с тем поняла, что в их отношениях еще не поставлена последняя точка.

— Даже не знаю, что тебе сказать. Ты ведь все поставил на эту карту.

— Я приехал в Пенсильванию, услышав, что в Херши живет потрясающий хореограф.

— Собираешься изменить стиль?

— Попытаюсь.

— Ну а я-то при чем?

— Хочу просить тебя снова стать моей партнершей. Что ты скажешь на это, Фрэнси?

Когда Фрэнси решительно захлопнула дверь в офис, Ной выскочил на улицу. Он и сам не понимал, отчего вдруг пришел в такую ярость. Несколько раз обойдя автостоянку быстрым размашистым шагом, он немного пришел в себя и понял: со стороны он выглядит странно. То, что хозяин собственности обходит свои владения, которые собирается продать, — это нормально. Но почему так нервничает при этом? Откуда такое душевное смятение? Какое ему дело до того, как Фрэнси отреагировала на появление своего бывшего партнера? И почему его так тревожит, что именно происходит в данный момент в офисе? Откуда вдруг ревность, на которую он не имеет никакого права? Однако одна мысль о том, что Фрэнси находится наедине с мужчиной, тем более с этим Брентом Макинтошем, причиняла ему дьявольское страдание.

Он бродил вокруг катка, пока совсем не окоченел. И все пытался убедить себя, что приехал в Геттисберг разобраться с катком, а не с Фрэнси Пикар. Когда он наконец вернулся в здание, офис уже был пуст, а дверь в него, как обычно, стояла нараспашку. Оставалось лишь сесть за стол и дождаться предмета своих тревог. Он ждал, сколько хватило терпения. Решив, что она, возможно, снова пылесосит пол или отправилась в бар проглотить давно заслуженный обед, он осмотрел оба эти помещения. Но нашел ее в радиорубке.

Фрэнси сидела перед экраном маленького телевизора, к которому подключила видеоплейер. И даже не услышала, как он вошел, прикипев взглядом к экрану. Звучала музыка, а она плыла по льду прекрасным лебедем, и волосы плавно двигались в такт ее движениям: то рассыпаясь по плечам, то развеваясь сзади хвостом. Изумрудно-зеленый костюм то туго облегал ее, то трепыхался подобно крыльям бабочки. Все ее позы, движения рук и тела были отточенно-артистичны, как у балерины. А ее элегантная грациозность подчеркивалась силой и мощью партнера — Брента Макинтоша. Вот он поднял ее над головой, удерживая одной рукой, так что тело Фрэнси выгнулось изумительной дугой и поплыло над залом. Ной боялся вдохнуть, словно все это происходило здесь и сейчас и от него зависит, упадет она или благополучно опустится на лед.

Когда над залом взорвались аплодисменты, Фрэнси повернула голову и увидела Ноя.

— Это было великолепно, — в искреннем восхищении выдохнул он.

— Мы выиграли тогда первенство страны, — просто сказала она, и ее глаза таинственно замерцали, полные воспоминаний.

Ною хотелось спросить, о чем она сейчас думает, что чувствует, но он боялся, что она не ответит. Не настолько они знакомы, чтобы открывать душу. Но все же спросил ее, как прошла встреча.

Она выключила телевизор и вытащила видеокассету.

— Она дала мне пищу для размышлений.

— Что-то связанное с фигурным катанием?.. — решил уточнить Ной.

— Брент просил, чтобы я снова стала его партнершей.

— В профессиональном спорте?

— Нет. Он намерен выиграть олимпийское золото.

— А вы сомневаетесь?..

— Не знаю. Когда-то у нас все получалось отлично.

Ной интуитивно понял, что она имела в виду не только спорт, но решил не подавать вида.

— Как долго вы не тренировались?

Она отсоединила видеоплейер и убрала его в сейф.

— Я никогда не забрасывала спорт окончательно. Каждый день делаю пробежку, поднимаю гири, еженедельно посещаю занятия с хореографом. И легко могу похудеть на пять — восемь фунтов…

— Но…

— Вот именно, что «но». Я совсем не уверена, хочу ли снова вернуться к прежней жизни.

Ной понял, что за ее словами крылось еще что-то, и очень хотел бы понять ее до конца. Приблизившись вплотную, он взял ее за локоть и кивнул на экран.

— Это очень многое значило для вас?

Она прикрыла глаза.

— Мне трудно ответить. Все так сложно и неоднозначно… — Она замолчала и отошла. — Но все это вас совершенно не касается, — вдруг вспылила она. — На моей работе это никак не отразится.

Он даже не заметил, что держит ее за руку. Однако с болью ощутил, когда она освободилась от его ладони.

— К черту эту вашу работу! Я волнуюсь за вас. Я ведь заметил выражение ваших глаз, когда вы увидели Макинтоша. — Ной кивнул на экран телевизора. — Преступно пропадать такому таланту. Уверен, вам не раз говорили это. Так какого же дьявола вы занимаетесь здесь ерундой вместо того чтобы совершенствовать редкий природный дар?

Она с вызовом взглянула на него:

— Что вы понимаете в этом? Вы любили что-то с такой силой, чтобы не помышлять ни о чем другом? Жили этим каждую минуту? Теряли вдруг всякую радость, которая делала ваш труд волшебным? Представьте себе, каково это: вдруг понять, что награда стала важнее искусства, успех выше красоты, а тренировки превратились в бесконечное истязание тела? Вот и скажите — стоит ли мне возвращать прежнюю жизнь?

Он давно познал горечь утрат. Знал, как тяжко пережить крушение веры. Но имел представление и о том, каким мощным стимулом может стать надежда.

— А вы могли бы вновь вернуть радость и красоту?