взвешивал в уме страх и надежду. (6) «Решиться ли мне принять лекарство? Ведь если в него положен яд, то окажется, что я заслужил случившееся. Заподозрить ли преданность врача? Допустить ли, чтобы я был убит в своей палатке? Все же лучше умереть от преступления другого, чем от собственного страха». (7) После долгих размышлений он, не сообщив никому содержания письма, запечатал его своим перстнем и спрятал под подушку, на которой лежал. (8) По истечении двух дней таких раздумий забрезжил день, назначенный врачом, и Филипп вошел, держа в руках чашу, в которой развел лекарство. (9) Увидев его, Александр, приподнявшись на постели и держа письмо Пармениона в левой руке, взял чашу и бесстрашно выпил лекарство. Затем он приказал Филиппу прочесть письмо, а сам не отрывал от его глаз, думая, что заметит признаки виновности в выражении его лица. (10) Но Филипп, прочитав письмо, выказал больше негодования, чем страха, и, бросив перед постелью письмо и плащ, сказал: «О царь, мое дыхание всегда зависело от тебя, но теперь я убедился, что оно выходит из твоих свято почитаемых уст. (11) Обвинение в убийстве, направленное против меня, будет опровергнуто твоим выздоровлением, спасенный мною, ты дашь мне жизнь. Прошу и заклинаю тебя, отбрось свой страх, позволь лекарству проникнуть в твои вены, облегчи на некоторое время душу, которую твои друзья, несомненно преданные, но слишком осторожные, смущают неуместной заботливостью». (12) Эти слова не только успокоили царя, но придали ему радостную надежду. Он сказал: «О, Филипп, если бы боги предоставили тебе испытать мои чувства наиболее угодным тебе способом, ты мог бы избрать и другой путь, но ты не мог даже пожелать более верного способа, чем тот, который ты применил. (13) Прочитав это письмо, я все же выпил приготовленное тобою лекарство и теперь верю, что ты беспокоишься о своей верности не меньше, чем о моем здоровье». Сказав это, он протянул Филиппу правую руку. (14) Но сила напитка была столь велика, что последующие события как будто подтвердили обвинение Пармениона: дыхание царя стало прерывистым и затрудненным. Но Филипп не упустил ни одного средства: он применил горячие припарки, возбуждал бесчувственного ароматом то пищи, то вина. (15) Как только он замечал, что Александр пришел в себя, он не переставал напоминать ему то о матери и сестрах, то о приближающейся великой победе. (16) Когда же лекарство растеклось по венам и его целительная сила стала ощущаться во всем теле, сначала дух, а затем и тело Александра обрели прежнюю силу даже быстрее, чем ожидалось; ведь уже через три дня, проведенные в таком состоянии, он появился перед солдатами. (17) Все войско приняло Филиппа с таким чувством, как самого царя; каждый жал ему руку и благодарил его, как посланного богом. Трудно передать, как велика была, помимо прирожденного почтения македонцев к царям, их преданность именно этому царю, их пламенная к нему любовь. (18) Все были убеждены, что он ничего не предпринимает без помощи богов; ибо если кому-либо постоянно сопутствует счастье, то даже безрассудство ведет его к славе. (19) Возраст царя, едва созревшего для таких деяний, оказался вполне достаточным и прославил все его дела. Вещи, которым обычно не придают значения, имеют большую цену в глазах солдат: соревнование царя с солдатами в телесных упражнениях, его одежда и манера держаться, мало отличающие его от простого человека, его воинский дух. (20) Все это то ли как дар природы, то ли как достижение души сделали его в равной степени достойным уважения и любви.

Глава 7

(1) Дарий, получив известие о болезни Александра, со всей скоростью, на которую была способна его тяжеловесная армия, поспешил к Евфрату, перекинул через него мост и переправлял по нему свою армию в течение 5 дней, торопясь завладеть Киликией. (2) Александр же, восстановивший свое здоровье, прибыл в город Солы. Заняв его, он наложил на город штраф в 200 талантов[45] и поместил в крепости гарнизон солдат. (3) Затем он выполнил обеты, данные за его выздоровление, устроил торжественные состязания в честь Эскулапа и Минервы[46] — этим он показал, как презирает варваров. (4) Когда он смотрел на состязания, пришли хорошие известия из Галикарнаса: в сражении персы были побеждены его войсками, покорены ему были миндии, кавнии и много земель на том же пути[47]. (5) Затем, закончив состязания и снявшись с лагеря, он перешел, наведя мост, реку Пирам и прибыл в город Малл, а оттуда на второй день достиг города Кастабал. (6) Там его встретил Парменион, посланный вперед разведать путь через горные проходы, по которым можно было пройти к городу по названию Исс. (7) Заняв самую узкую часть дороги и оставив сам небольшой отряд, Парменион захватил Исс, также покинутый варварами. Продвинувшись оттуда, он вытеснил оборонявших внутренние горные районы, все укрепил гарнизонами и, овладев дорогой, как было сказано, пришел с известиями о своих успехах. (8) Тогда и Александр придвинул свою армию к Иссу. Там, после обсуждения, идти ли дальше или ждать свежие силы, шедшие, как только что сказано, из Македонии, Парменион высказал мнение, что нет другого более удобного места для сражения. (9) Ведь здесь силы обоих царей будут равны, узкий проход не сможет вместить большого количества людей, а его людям надо избегать равнин и открытых полей, где их могут окружить и перебить в бою на два фронта. Он боялся, что македонцы будут побеждены не силой врага, но из-за своей усталости: если они станут более свободным строем, то свежие силы персов будут непрерывно наступать на них, (10) Разумные доводы его легко были приняты, и Александр решил дожидаться врага среди горных теснин.

(11) В армии Александра был перс по имени Сисен, когда-то присланный царю Филиппу правителем Египта; получив дары и почести всякого рода, он променял родину на изгнание, последовал за Александром в Азию и значился среди его верных друзей. (12) Именно ему солдат-критянин передал письмо, запечатанное перстнем с незнакомой ему печатью. Это письмо прислал полководец Дария Набарзан, убеждая Сисена сделать что-либо достойное его происхождения и нрава, чтобы заслужить почет у Дария. (13) Это письмо ни в чем не повинный Сисен часто пытался передать Александру, но видя, что царь занят разными заботами и приготовлениями к войне, дожидался удобного случая, и это усиливало подозрение, что он замышляет преступление. (14) Ибо письмо еще ранее попало в руки Александра, который, прочитав его и запечатав незнакомым Сисену перстнем, велел