— Вау, — произнес Чарльз, — вот это история!

Я мечтательно молчала, представляя, как сижу дома и жду, когда муж прямо с работы привезет нам малыша.

По дороге домой я сказала:

— Чарльз, мне уже надоели все эти анализы, процедуры, меня тошнит от самого вида гинекологического кресла. Я не против пытаться и дальше, но, пожалуйста, давай начнем процесс усыновления. Ведь нет никаких гарантий, что у нас самих наконец-то получится.

— Ты знаешь, что я не возражаю, — ответил он и сжал мою руку.

На следующее утро, едва проснувшись, я почувствовала запах свежесваренного кофе. Вышла на кухню и увидела, что Чарльз жарит омлет и бекон, а на столе уже стоят бисквиты.

— Вот это да! Пахнет сказочно! Я могу чем-нибудь помочь? — спросила я, наблюдая за тем, как муж суетится у плиты.

— Просто составь мне компанию. У меня уже почти все готово.

Сквозь открытые окна в комнату светило солнце, в доме пахло весенней свежестью, и мир казался ярким и добрым. Чарльз разложил еду по тарелкам, и совершенно неожиданно я ощутила чувство глубокой, первозданной радости. Я подошла к мужу, взяла у него тарелки, обвила руками шею и страстно и крепко поцеловала.

— Пожалуй, позвоню-ка я Элиоту и начну процесс… — заметил Чарльз, когда мы, поев, убирали со стола посуду. Он снял телефонную трубку, а я села на диван и смотрела в окно на зеленые луга. Чарльз поболтал со старым приятелем, которого давно не видел, а потом пригласил его с женой к нам в гости на следующие выходные.

— Мы вчера встречались с Джорданом, и он рассказал, что у вас в семье прибавление. Потрясающая история! Наши поздравления! — они продолжали болтать, и Чарльз сообщил Элиоту, что мы тоже хотим усыновить ребенка. И с улыбкой добавил:

— Пожалуйста, сообщи нам, если в Amtrak снова кто-нибудь родится! Мы возьмем любого малыша, с любой станции.

Потом я увидела, как Чарльз изменился в лице:

— Неужели? Правда? Это же прекрасно!.. А когда она должна рожать?.. Ну мы еще с вами поговорим в эти выходные. Передай Ани наши поздравления, и увидимся в субботу.

Чарльз повесил трубку и широко улыбнулся.

— Представляешь, Ани беременна. Они сделали ЭКО, и все получилось!

Я испытала смешанные чувства. Зависть: у Ани уже был приемный малыш, а теперь будет еще и собственный. Но одновременно с этим надежду. На дворе был 1986 год, и я лично не знала еще ни одной женщины, которая смогла забеременеть при помощи ЭКО. Мысленно я уже решила отказаться от него.

Но теперь… Новость об Ани прозвучала как гром среди ясного неба. К концу дня мы с Чарльзом решили, что будем стараться найти малыша и одновременно с этим попробуем ЭКО.

И я взялась за поиски ребенка со всем своим энтузиазмом.

Во-первых, я прочитала все, что можно было, про усыновление и удочерение и в особенности про случаи, когда частные лица отдают своих детей в другие семьи. Будучи детским психологом, многое я уже знала.

Во-вторых, мне порекомендовали адвоката, который занимался этими вопросами.

В-третьих, в Вашингтоне я нашла группу людей, а именно шесть супружеских пар с такой же проблемой. Они встречались каждое воскресенье и обменивались полезной информацией или просто своим опытом.

В-четвертых, мы провели в доме вторую телефонную линию и купили дополнительный номер, а потом разместили объявления в мелких газетах по всей стране.

В июне с нами связались две молодые женщины из штата Луизиана, и мы решили с ними увидеться. Мы долетели до Шривпорта, арендовали автомобиль и добрались до стоянки трейлеров на окраине города. Там нас встретила Мэдди — милая и немного похожая на меня внешне, миниатюрная двадцатичетырехлетняя женщина с темными, кудрявыми волосами. Мэдди была в разводе и в одиночку воспитывала двоих маленьких сыновей. Она только что рассталась с парнем, от которого была беременна третьим ребенком. Понимая, что троих не потянуть, откликнулась на наше объявление. Ее бывший бойфренд Адам тоже согласился с нами встретиться и ждал в кафе.

— Я должна вам кое-что сказать, — призналась Мэдди по пути в кафе. — Адам с детства страдает тяжелой формой эпилепсии, из-за чего у него были серьезные проблемы с учебой. Я не хотела от вас скрывать его болезнь, потому что это важный вопрос.

— Я пока не знаю, насколько это важно, — с улыбкой ответил ей Чарльз. — Но мы рады, что вы решили быть откровенны с нами.

Адам оказался приятным молодым человеком. Мне показалось, что он все еще неравнодушен к Мэдди, но вслух заявлял, что «не готов к семье».

Мы проговорили с ними целый час, а потом отвезли Мэдди домой. Мы сказали девушке, что она нам нравится, но у нас запланирована еще одна встреча с женщиной, которая готова отдать своего ребенка в другую семью, и что мы свяжемся с Мэдди в течение двадцати четырех часов. На прощание мы обнялись.

В машине я подумала, что личные встречи, с одной стороны, вселяют надежду, что наша мечта может исполниться, а с другой — отрезвляют.

Приехав в Батон-Руж, мы встретились с Джиной. Этой женщине тоже было двадцать четыре года, но внешне она была полной противоположностью Мэдди: высокая, худая, с яркими рыжими волосами. Говорила она громко и быстро, делала много резких движений, словно не могла усидеть на месте, а взгляд ее блуждал, ни на чем долго не задерживаясь. В разговоре Джина перескакивала с одной темы на другую и сама смеялась над своими шутками. Она не производила впечатления человека, которому можно доверять. В какой-то момент Чарльз решился и прямо спросил женщину, принимает ли она наркотики. Джина сказала, что нет, и, казалось, была крайне возмущена этим предположением.

Нам определенно больше нравилась Мэдди, но история с эпилепсией очень смущала. Вернувшись домой, мы связались с несколькими детскими неврологами, каждый из которых подтвердил, что у этого ребенка могут быть проблемы, поэтому мы должны сами решить, хотим рисковать или нет.

Я не хотела. Позвонила Мэдди, и мы обе расплакались. Чтобы немного утешить девушку (и заглушить свое чувство вины), я пообещала дать ее телефон своему адвокату, ведь у него есть и другие клиенты, мечтающие усыновить ребенка. Возможно, кого-то в меньшей степени смутит риск наследственной эпилепсии.

Что касается нашей второй претендентки, мы общались пару раз по телефону, а потом она просто пропала. Ни мы, ни адвокат не могли дозвониться до Джины. Прошла неделя, вторая, а потом и третья. Неожиданно она позвонила нам сама, была веселой и разговорчивой, словно никакого перерыва в общении не было.

— Привет, Ди. Как там у вас дела?

— Привет, рада, что ты позвонила, а то мы уже начали волноваться, — ответила я. Решила говорить дружелюбным и естественным тоном и не показывать, что мы на нее очень злимся.