Однажды вечером я вернулась с работы и услышала, как Чарльз разговаривает по телефону в гостиной.

— Отлично! И когда мы можем его посмотреть?.. А завтра никак не получится?

Я поняла, что муж общался с нашим риелтором Тимом.

— Мне кажется, это тот самый дом, — произнес Чарльз, повернувшись ко мне и широко улыбаясь. — Небольшой коттедж плюс четыре акра земли. Есть возможность докупить землю, если появится желание.

Тим перезвонил через десять минут и сообщил, что дом можно посмотреть завтра утром.

— У меня очень хорошее предчувствие, — сказал Чарльз. — Давай откроем бутылку вина.

В ту ночь мы занимались любовью. Муж вел себя менее пассивно, чем обычно. Он не только инициировал секс, но и был гораздо более внимательным и не отвернулся после полового акта к стенке, как чаще всего случалось с ним в последние месяцы.

Тим заехал за нами утром и повез по знакомым извилистым дорогам в сторону города. Мы проезжали мимо ферм, где разводили лошадей и паслись кобылы с жеребятами. Путь лежал по холмистой сельской местности мимо зеленых пастбищ, на которых блеяли овцы. Свернув с трассы, переехали небольшой мост через бурный ручей, и с полкилометра дорога шла через лес. Чарльз взял меня за руку. В конце концов мы увидели небольшой коттедж желтого цвета. Дом окружали поля кукурузы, за ними росли огромные дубы, а еще дальше виднелись холмы, поросшие раскачивающимися на ветру лютиками. Единственным строением рядом, помимо самого коттеджа, было разваливающееся брошенное жилище на вершине отдаленного пригорка. Возле этого дома стояли два грациозных оленя, но, увидев, как мы выходим из машины, они убежали.

В коттедже были две спальни, довольно современная кухня, гостиная, столовая и большая красивая веранда. Кроме этого, на территории находился просторный огороженный загон для лошадей, с сараем, а также курятник. Продававшая дом семья была готова оставить нам семь кур и любимца их дочери — петуха Мистера Дудл-Ду.

— Было бы здорово каждое утро есть свежие яйца, которые несут куры на свободном выгуле, правда, Ди?

Забегая вперед, скажу, что Чарльз ни разу не собрал свежие яйца сам — куры стали полностью моей обязанностью.

— Ну не знаю, я никогда не думала о курицах, но мне хотелось бы иметь лошадь, — ответила я, мечтательно осматривая загон и представляя себя в седле.

В тот же день мы дали Тиму добро на сделку, и Чарльз сразу приступил к постройке офиса. Он нашел архитектора и строителей-подрядчиков. Через несколько месяцев рядом с нашим новым домом вырос еще один, поменьше, в котором мы с мужем собирались принимать пациентов.

Приобретение недвижимости было очень волнующим событием. Но меня беспокоила финансовая сторона вопроса. Чарльз торопился и с покупкой дома, и с домашним офисом, брал кредиты, не обсуждая это со мной. Не торговался, не экономил, а просто делал так, как хотел. Однажды я попыталась вызвать его на разговор, на что Чарльз категорично заявил, что у него все под контролем. Конечно, я могла быть более настойчивой, но предпочла плыть по течению в полном доверии мужу.

Доверие перетекло и в профессиональную область. Когда я уволилась из больницы и занялась частной практикой на дому, я часто подзывала Чарльза для того, чтобы он высказал свое мнение о диагнозе пациента и прописанных мною лекарствах. Возможно, я действительно считала его во всех отношениях компетентнее себя, а может, мне просто понравилось перекладывать на него ответственность за свои действия.

Как-то ко мне пришла клиентка, которая в буквальном смысле слова рвала на себе волосы. С первого взгляда было понятно, что она очень ранима, всего боится и обладает исключительно низкой самооценкой. Я провела с женщиной продолжительную сессию психоанализа, после которой пришла к выводу о том, что она «транслировала» всем окружающим образ жертвы, и это привлекало к бедняжке людей, которые ее обманывали, плохо с ней обходились и использовали. Я предложила пациентке курс психоанализа, а также прописала успокоительные препараты. Женщина согласилась, и я пригласила Чарльза, чтобы он посмотрел на нее и высказал свое мнение.

Реакция Чарльза на эту даму меня крайне удивила и обеспокоила.

— Я рву на себе волосы и ничего не могу с этим поделать, — со слезами в голосе жаловалась пациентка. — У меня на голове огромные залысины.

— А вы не пробовали сидеть на ладонях, чтобы этого не делать? — спросил Чарльз.

Когда мы закончили встречу, я спросила, хочет ли она записаться на прием на следующей неделе.

— О да, конечно, — еле слышным голосом ответила пациентка. — В то же время, что и сегодня?

— Да, давайте в то же время. До следующей недели.

Эта женщина не пришла на назначенную встречу, не позвонила и не отменила ее. Я несколько раз безрезультатно пыталась с ней связаться. Потом я подумала, что женщине стало лучше и она решила не приходить (хотя у меня были большие сомнения в таком резком выздоровлении). Как бы там ни было, я не забыла ее и ощущала вину за то, что не смогла помочь. Тогда я подумала о том, что Чарльз очень странно обошелся с пациенткой и вел себя неподобающим образом. В общем, это был неприятный инцидент, за который меня мучила совесть, и я беспокоилась за судьбу пациентки.

Обсуждала ли я с Чарльзом то, что произошло? Нет. Я просто перестала просить его о консультациях, но ни словом не обмолвилась о том, что он вел себя как садист.

К тому же тогда у нас была другая, более приоритетная тема. Мы хотели ребенка, но у меня не получалось забеременеть. Я перестала принимать противозачаточные за полгода до свадьбы. Во время медового месяца в Калифорнии я ходила на прием к репродуктологу. Чарльз к врачу идти не хотел, и я не настаивала. Понимала, что, если у него обнаружат какую-либо проблему, это станет сильнейшим ударом по его самолюбию.

Чарльз уже был женат, и от своей прошлой жены детей у него не было, хотя они долгое время пытались зачать. Я знала, что могу забеременеть очень легко. Во время моего короткого первого брака успела побывать в интересном положении четыре раза. Однако забеременеть — полдела, надо еще выносить ребенка и успешно родить — с этим у меня как раз были проблемы.

Вторая, третья и четвертая беременности закончились выкидышами. Первую я прервала абортом в 1973 году и всегда считала, что именно она могла бы закончиться успешными родами. Я верила в то, или фантазировала (как вам угодно) о том, что если бы я тогда не решилась на прерывание беременности, то приблизительно 4 апреля 1974 года я бы родила девочку и назвала ее Ребеккой.

* * *

Аборт я сделала по глупости, будучи уверенной, что Брэму, моему первому мужу, с которым мы поженились сразу после окончания колледжа, этот ребенок ни к чему. Он всегда открыто заявлял, что не готов стать отцом, и поэтому я даже не стала ему сообщать о беременности.