Ее лицо бледнеет, краска отливает от ее щек, когда правда моих слов доходит до нее. Она не отвечает, ее губы сжимаются в тонкую линию, когда она скрещивает руки на груди, защищая ее. Последовавшая тишина говорит сама за себя, больше, чем любое отрицание, которое она могла бы предложить.

Растерянность Максима ощутима. Он делает шаг вперед, переводя взгляд с нашей пленницы на меня. — Что ты имеешь в виду? Как это возможно? Мы нашли ее удостоверение личности, ее вещи. Это должна быть она.

Я снова достаю фотографию Софии и подношу ее к ней. — У Софии Престон карие глаза, — говорю я холодным и точным тоном, указывая на изображение. — У этой женщины зеленые глаза.

Максим смотрит на нее, нахмурившись, когда он наконец замечает разницу. Она едва заметна, но неоспорима. — Черт, — бормочет он себе под нос, и его озаряет осознание. — Тогда кто же она, черт возьми?

Я не отвечаю ему. Вместо этого я снова обращаю внимание на женщину, мои глаза сужаются, когда я обдумываю свой следующий шаг. Мне нужно быть уверенным. — Сними рубашку, — командую я, мой голос не оставляет места для спора.

Ее реакция мгновенна, ее глаза расширяются от шока, и она инстинктивно крепче обхватывает себя руками, отказываясь подчиняться. — Я этого не сделаю, — говорит она, ее голос дрожит от смеси страха и неповиновения.

Я ожидал сопротивления, но это неважно. Мне нужно подтвердить свои подозрения, и есть один безошибочный способ сделать это. Я бросаю взгляд на людей в комнате, на охранников, которые стояли рядом, готовые вмешаться, если понадобится. Это не их задача.

— Оставьте нас, — приказываю я, мой тон не терпит возражений. — Все вы.

Максим колеблется, его замешательство усиливается. — Иван, ты уверен...

— Сейчас, — резко перебил я его. Это не подлежит обсуждению.

Максим вздыхает, явно расстроенный таким поворотом событий, но он знает, что лучше не спорить. — Тц, — бормочет он, качая головой, и поворачивается, чтобы уйти, остальные мужчины следуют за ним за дверь. Тяжелый стук закрывающейся за ними двери оставляет нас в напряженной тишине, комната внезапно кажется намного меньше.

Я поворачиваюсь к нашей гостье, которая теперь осталась со мной наедине, ее руки все еще крепко скрещены на груди. Страх в ее глазах теперь более очевиден, но он смешан с той же упрямой решимостью. Она напугана, но она не собирается так просто сдаваться.

— Ты можешь перестать притворяться, — говорю я, мой тон теперь мягче, но не менее настойчив. — Я знаю, что ты не София. Мне просто нужно знать, кто ты и почему у тебя удостоверение личности Софии.

Она смотрит на меня, ее губы сжаты в тонкую линию. — Ты думаешь, я просто так тебе все скажу?

Я делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами, и на мгновение она напрягается, словно готовясь к удару. Я останавливаюсь совсем рядом с ней, понижая голос почти до шепота. — Ты не в том положении, чтобы требовать, но я здесь не для того, чтобы причинять тебе боль. Мне просто нужно знать правду.

Она смотрит мне в глаза, ища хоть какой-то признак обмана, но я сохраняю нейтральное, нечитаемое выражение лица. На мгновение я вижу борьбу в ее взгляде, решение сотрудничать или продолжать сопротивляться.

Я не жду ее ответа. Моя рука медленно движется, тянется к краю ее рубашки. Она вздрагивает, ее руки напрягаются, но я останавливаюсь, ожидая, когда она сделает следующий шаг. — Это твой последний шанс признаться.

— Я София , — говорит она, ее голос ровный, но я улавливаю легкую дрожь. Она пытается это продать, надеясь, что я куплюсь на ложь и отступлю. — Если ты причинишь мне боль, мой отец...

— Я сказал, сними рубашку, — повторяю я, мой тон холодный, окончательный. Я покончил с притворством. Если она не собирается говорить мне правду добровольно, я сам сниму ее с нее.

Ее глаза слегка расширяются, страх и неуверенность наконец-то прорываются сквозь ее жесткую оболочку. Она знает, что загнана в угол, и на мгновение колеблется, вероятно, взвешивая свои варианты. Она могла бы продолжать лгать, продолжать играть роль, но ясно, что она понимает, что это больше не сработает. Если она откажется, я сделаю это сам, и она это знает.

Медленно, с глубоким вдохом, она начинает поднимать подол рубашки. Ее движения неохотные, обдуманные, как будто она тянет время, надеясь на выход. Но выхода нет. Она стягивает ткань через голову и позволяет ей упасть на пол, оставаясь там только в бюстгальтере и джинсах.

Я нахожусь в течение минуты, чтобы изучить ее, и, несмотря на обстоятельства, я не могу не восхищаться ее фигурой. Она стройная, но сильная, с подтянутыми мышцами, которые говорят о человеке, который знает, как заботиться о себе. Но мое внимание быстро перемещается к талии, где я ожидаю увидеть татуировку розы, которой славится София Престон.

Только розы нет.

Мои глаза сужаются, когда я замечаю отсутствие метки, и вместо этого я нахожу что-то другое, что-то неожиданное. Маленькую татуировку в виде свернувшейся змеи. Это хорошо знакомый мне символ, который носят мужчины из американской мафии. Осознание этого удара бьет меня, как удар под дых. Эта девушка не невинна, не защищенная принцесса. Она - нечто гораздо более опасное.

— Интересно, — бормочу я, не отрывая взгляда от татуировки. — Ты не София, но все равно носишь на себе клеймо американской мафии. Такая молодая девушка, как ты, связана с такими мужчинами? — Я поднимаю бровь, теперь мне действительно любопытно. — Для чего именно Кейс тебя использует?

Она молчит, челюсти сжаты, глаза вызывающе. Я вижу в ней страх, но она не собирается показывать слабость. Пока нет. Я делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами, и протягиваю руку, нежно приподнимая ее подбородок так, что она вынуждена посмотреть мне в глаза.

— Скажи мне, — требую я, голос мой тихий, но настойчивый. — Какова твоя роль, мисс?

Она не вздрагивает, не отстраняется, но и не отвечает. Ее молчание говорит само за себя, и ясно, что она не собирается добровольно выдавать какую-либо информацию. В ней есть сила, которой я не ожидал, решимость, которая заставляет меня уважать ее, даже если это меня расстраивает.

— Упрямая, — говорю я, почти про себя. — Ты лучше промолчишь, чем выдашь какую-то тайну, которую скрываешь.