Эту одежду ей купили на деньги, припрятанные еще в прежние времена. Как и иконы в ящике, они дожидались возвращения Лилиат. Она не рассчитывала спать настолько долго, не предвидела, что истарские беженцы превратятся в касту отверженных… однако первое поколение ее верных, по крайней мере, в точности исполнило все перечисленное в ее письменном приказе.

Бискарэй лично забрал два самых существенных клада. Лилиат даже позволила ему увидеть, что хранилось в привезенных им сундучках. У него глаза полезли на лоб при виде богатств, которые сумели вывезти ее последователи. Иконы, драгоценные камни, казна, да какая! Баснословно весомые двойные дельфины, золотые монеты Истары!

Но больше всего потрясло Бискарэя одно особенное сокровище из главного клада. Ночной Король узнал его с первого взгляда. Вещь, чья стоимость почти не поддавалась исчислению, оказалась еще и объектом знаменитой кражи: сто тридцать пять лет назад воры обнесли не кого-нибудь, а саму Анну Четвертую, саранскую королеву. В сундуке лежало великолепное ожерелье из двенадцати икон, перемежаемых самоцветами. Еще в те времена похищенное ожерелье породило целый пласт народных сказаний; в них его называли «Дюжиной алмазных икон», поскольку каждый из позолоченных бронзовых окладов действительно мерцал десятками бриллиантов.

Лилиат вволю потешилась его благоговейным остолбенением. А еще больше – тем, что с ним сделалось, когда она ненавязчиво сообщила ему, что организовала кражу, надумав изучить иконы в составе ожерелья. Иконы представляли собой изображения Двенадцати Князей, сущих под началом Ашалаэли. Для ее целей особенную важность представляло то, что изготовил ожерелье маг-отступник Чалконте, первым создавший работающие иконы, гравированные в металле. В дальнейшем Чалконте познал падение, докатился до прямой ереси, но эти образа никто еретическими не считал.

Планов своих на ожерелье Лилиат Биску не открыла. Она и сама еще окончательно не определилась, хотя разные возможности так и роились, заставляя рассудок постоянно взвешивать всякие «за» и «против».

Бискарэй вошел и отвесил Лилиат низкий поклон. Его лицо скрывала черная кожаная маска – грубо сработанная, плохо сидящая… свидетельство былых шрамов, исчезнувших по воле Девы. Правый глаз смотрел в обычное отверстие, некогда больной левый – как прежде, в узкую щелку. Никто не должен был прознать о его исцелении, считавшемся невозможным.

Как того требовал закон, Бискарэй был облачен в серое. Рубашка, куртка, штаны, плащ – все одного цвета, предписанного отверженцам. Другое дело, что по возвращении в Лютейс он стал выбирать ткани получше, крой понаряднее. А у шеи и в рукавах даже виднелись тонкими полосками черные кружева, едва позволяемые истарским беженцам.

– Вечер добрый, миледи, – поприветствовал ее Бискарэй. Покосившись на кровать, сразу отвел глаза. Дескать, случайно взглянул.

– Миледи? – переспросила Лилиат. Улыбнулась, обвивая вокруг пальца длинный локон, выбившийся из-под чепца. – Я уже стала знатной дамой из Альбы?

– Тебе стоит лишь захотеть, – сказал Бискарэй. Запустив руку под куртку, он вытащил связку бумаг. – Ты просила подыскать тебе что-нибудь подходящее… благородных кровей, но малоизвестное при дворе.

– Было дело, – вновь улыбнулась Лилиат.

– Я нашел три варианта, – ответствовал Ночной Король. – Альбийский представляется наилучшим. Ты… полагаю, ты ведь говоришь по-альбийски?

– Да, говорю, – ответила Лилиат на языке Альбы.

По ее губам скользнула жестокая улыбка: она припомнила, как обрела это знание. Один из ангелов, которого она втянула в себя, принадлежал к альбийскому воинству.

Бискарэй стоял перед нею потупившись и не заметил улыбки.

– Итак, скажи, кем я стану, мой верный рыцарь, – велела Лилиат.

Она пересекла комнату и легонько похлопала его по плечу, словно даруя рыцарское посвящение. Потом отошла и уставилась в высокое окно. Она видела его смазанное отражение в толстом неровном стекле, разделенном переплетами на восемь квадратов.

– Леди Дейемс, вдова, двадцати лет от роду, – начал Бискарэй. – Прибыла из Альбы два дня назад. Месяцем ранее ее поверенные купили дом старого лорда Демазеля. Леди очень богата, притом что в Альбе на нее пала тень подозрения: родня покойного мужа полагает, будто она тайно сжила супруга со света.

– А на самом деле?

Бискарэй покачал головой:

– Сомневаюсь. Он был немолод, она же прекрасна.

Лилиат повернулась к нему. Он поднял глаза и недолгое время прямо смотрел на нее, потом снова потупился, бормоча:

– Хотя не так хороша, как ты. Сходство, конечно, имеется – темные глаза и кожа, рост… правда, волосы не черные, а темно-каштановые…

– Ерунда, – отмахнулась Лилиат. – Вызову Фрудриэля либо Асараваэля… и все сойдется. Или просто смешаю ревень и хну…

– Этот вариант наилучший из всех, что мы подобрали на сегодняшний день. И не во внешности дело. Она состоятельна, отчуждена от семьи мужа, от альбийцев вообще, а в свете склонны верить, что она убийца. Политика!

– Как у нее с магией?

Бискарэй покачал головой:

– Либо отсутствует, либо весьма незначительная. Носит она один старенький образок, камею Фермизиэли… Так Эррил говорит, сам я ангела не признал.

– Эррил? Та горбунья, что с нами в храме была?

– Да. Она у нас самая ученая. Если бы не родилась отверженкой, великой магиней была бы!

– Да, припоминаю, – сказала Лилиат. – Фермизиэль – мелочь, ведает красками… только старое тряпье поновлять. А много ли у леди Дейемс домочадцев?

– Швейцар, три служанки, два конюха да повар.

– Она что, альбийского повара в Лютейс привезла?

Бискарэй передернул плечами. Альбийцы считались народом с изрядными странностями, а уж в том, что касалось еды, и вовсе непостижимым.

– Связи у нее какие-нибудь есть? Родня? Приятели?

– Пока не обнаружено. Она происходит из какого-то сельского захолустья на севере Альбы. Род вполне благородный, но захиревший. Если бы не красота, век бы ей того замужества не видать.

– Сам ты видел ее? Мы правда похожи?

– Волосы перекрасить – и никто не различит. К тому же она носу не кажет из своего нового дома, со времени приезда ее немногие видели. Говорят, разболелась, пока переправлялась через залив. Или вообразила, будто тяжко больна.

Лилиат ненадолго задумалась. Вот он, решающий момент. Ошибись – и последствия окажутся ужасны. А выбор сделать необходимо. Ей нужна новая личность, чтобы плести интриги и манипулировать… все ради достижения великой цели. Кроме того, Лилиат отнюдь не собиралась и дальше довольствоваться единственной комнатой в воровской «малине»… хотя бы и стояла в ней кровать королевы. В Истаре ее чертоги в собственном храме соперничали с монаршими покоями Каденца…

– Пожалуй, я продолжу в том же духе, – сказала она. – Отчего не сослаться на слабое здоровье, когда мне понадобится… Это может оказаться полезно. Но когда бедняжка поправится, ее ведь примут при дворе?