Она надеялась, что во мне осталась хоть капля человечности, но ошиблась. Нет, она, безусловно, осталась, вот только реализма и способности трезво оценивать происходящее во мне тоже с избытком! Ну не может Алекса быть моей дочерью…

«И что? Теперь можно помогать только кровным родственникам? Так чем ты лучше тех, кто отказался от тебя в детстве?» – шептало моё подсознание, а совесть подыгрывала, затягивая узел на шее.

Слова колом встали где-то в горле.

Мысли в кашу превратились.

– Делай, – захрипел я Раевскому, который, казалось, только этого и ждал. Друг даже приосанился, расправил плечи и достал из портфеля какую-то папку с документами.

– Алевтина Петровна, я хотел с вами поговорить вот о чём, – этот чертяка подхватил старушку за локоток и стал медленно уводить в небольшую кухоньку, где усадил за стол, раскладывая то, что было заготовлено.

Порой он меня жутко пугал. Ты даже не успеваешь оформить мысль, а у Раевского уже или разрешение на строительство есть, или какая-нибудь генеральная доверенность. Вот и сейчас он убедительно втирал женщине из опеки свою истину, с которой не сможет поспорить ни черт, ни Бог.

Напряженно следил за трогательным безмолвным общением Марты и её дочери. То, как аккуратно и нежно водит Алексия пальцем по ладони мамы, как сдерживает слезы, дабы не тревожить её, как питается её любовью, чтобы насытиться впрок.

– Горислав Борисович, вы уверены? Юридически всё оформлено, конечно, безукоризненно. Мать в сознании, доверенность оформлена по всем правилам, у меня, как у представителя опеки, нет оснований удерживать в интернате девочку. Правда, если не задумываться, как вы получили подпись гражданки Дунаевой. Но я о другом, – старушка ещё раз перечитала копии документов, собранных Денисом, а затем села рядом. – Это маленькая травмированная девочка. Ей сейчас страшно, больно и очень одиноко. У вас есть опыт общения с детьми?

– Алевтина Петровна, в моём доме на постоянной основе живет Катерина, а у неё семь внуков. Поверьте, мы сможем удовлетворить все потребности ребёнка ровно до того момента, когда мама снова не встанет на ноги, – последние слова сильно попахивали ложью. Петрович хоть и дал надежду, но весьма хрупкую. – Вы же сами говорили, что с близкими девочке будет лучше, чем в холодных стенах интерната. Я сам из детского дома, потерял родителей, будучи подростком. Поэтому понимаю, о чем вы говорите.

– Ну, раз так, – старушка поднялась, посмотрела на циферблат наручных часов и обернулась к Раевскому. – Мы успеем заехать в администрацию, чтобы подписать все документы.

– Конечно. Разрешите вас сопроводить? – Денис галантно открыл для неё дверь, махнул мне одобряюще и скрылся, оставляя наедине с самым сильным страхом в моей жизни.

Смотря изо дня в день на убитых горем детей в детском доме, я лишь укреплял своё решение никогда не заводить семью. Считал, что это опасно и совершенно абсурдно в мире, неспособном защитить ребенка. И, очевидно, судьба крутанула свою рулетку уже тогда, решив наказать меня за грешность мыслей.

– А завтра я могу увидеть маму? – тихий голос Алексы выдернул меня из воспоминаний. Девочка стояла на пороге, в последний раз смотря на мать. Марта снова провалилась в сон, очевидно, отдав последние силы, чтобы раздавить меня морально. Девочка обращалась к сиделке, а та в упор смотрела на меня.

– Алекса, твоей маме на завтра назначена операция, – я пытался сообразить, что сказать можно, а о чем нужно промолчать. У меня не было опыта, поэтому шел по минному полю, вооружившись исключительно интуицией. – И если доктор разрешит, то мы сможем приехать вечером. Договорились?

– Операция? – девочка всхлипнула и разрыдалась. Я ощущал себя бесчувственным бревном, не способным справиться с детскими эмоциями. – Ей будет больно?

– Нет, мама просто заснёт, и ничего не будет чувствовать.

– Хорошо. А где Алевтина Петровна?

А вот это самый сложный вопрос…

– Как ты относишься к тому, чтобы пожить у меня дома, пока твоя мама в больнице?

– У вас? – девочка охнула и опустила глаза, а потом снова обернулась к матери. – Вы передумали?

Передумал… Чёрт! Казалось бы – ребёнок! Что он может понимать во взрослой трусости? А вот так… Она абсолютно чётко считала и моё недоверие, и нежелание связываться с чужими проблемами.

– Твоя мама хотела, чтобы я присмотрел за тобой, поэтому давай не будем её расстраивать? Как насчет того, чтобы прямо сейчас отправиться домой?

– А вы обижать меня не будете? – Алекса подняла глаза, а у меня сердце сжалось… В них стояли огромные слёзы и искрился страх. Какого чёрта?

– Не буду.

– И за пятнышко не накажете? – она закусила губу и лишь сильнее прижала к себе рюкзачок в виде плюшевого медведя.

– Тётя Катя уже всё исправила, можешь не переживать, – слова наждачкой пробирались по горлу, колыша воспоминания о последней приёмной семье, откуда меня выперли за разбитую даже не мной вазу.

– А можно мне спать в том кресле? Я вас не побеспокою, я умею играть тихо. Обещаю! – Алекса вдруг сделал два шага, останавливаясь около меня, а затем её ледяные пальчики сжали мою ладонь. – Буду хорошо себя вести, дядя Гора.

– Нет, в кресле ты спать не будешь, Алекса. У меня есть идея получше. Как насчет своей комнаты?

– Своей? – она распахнула глаза, откуда тут же выпали эти назойливые слезинки, которые она сдерживала из последних сил.

– Ну, конечно.

– Хорошо…

Я взял её за руку, мы ещё раз мысленно попрощались с Мартой, а потом вышли из палаты. Уже подходя к лифтам, я вдруг вспомнил, что Алекса в клинике очутилась не просто так…

– Давай зайдём к Ивану Петровичу?

Лекса шла медленно, я сначала даже не понял, почему, а потом, опустив голову, увидел, что эти её самодельно расписные кеды были на несколько размеров больше, чем следовало. И как только девочка начинала частить с шагами, то путалась и запиналась.

– Красивые кеды, – рассмеялся, а сам истерично соображал, что делать дальше. Мне нужна женщина, чтобы накидала план действий. Наверное, есть схема? График? Стратегия? Ну, люди же не воспитывают детей по наитию? Наверное, существуют рекомендации?

– Это мамочкины. Красивые? – девочка засияла беззубой улыбкой.

– Очень. Но тебе в них неудобно, да?

– Всё хорошо! Дядя Гора, у меня всё хорошо, – вспыхнула Алекса, сильнее сжимая мою руку. – Только не отправляйте меня в интернат…

Хук слева. Хук справа и нокаут…

Глава 11

Каково же было моё удивление, когда я получил на руки рекомендации от врача, в которых расписывалась схема купирования острой аллергии. И не для меня. Нет… Препараты знакомые, режим понятный, вот только в