Мы вошли в здание, в нос тут же ударил стандартный запах спирта, медикаментов и хлорки. Но мне не было противно, наоборот, я будто в прошлое проваливался. Именно здесь мне накладывали первый гипс, зашивали бровь после драки, и вырезали аппендицит. С этим местом было связано моё детство. Сначала счастливое, а потом не очень.

– Сюда, босс      !

Мы вбежали на второй этаж, тут же столкнувшись с Леняевым Иваном Петровичем, спецом, которого нашел Вадик. Он сидел за столом дежурной медсестры, перебирал бумажки и громко хмыкал, морща нос.

– Здоро́во, – я пожал Ивану Петровичу руку, а потом обнял, потому что благодаря этому человеку мой второй отец жив, здоров и копает картошку уже третий август после внезапного инфаркта. – Давай сразу к делу?

– Город, реанимации, операция. Так достаточно коротко? – он сдвинул очки на кончик носа, зыркнул на меня, как на врага народа, уже чуя, что просто так от меня не отделаться. Помнит старый пёс, как я ему кровь сворачивал, требуя вытащить с того света батю.

– Ты мне решение давай, Иван Петрович, а не в шарады играй. Говори конкретно.

– Тш-ш-ш-ш-ш, – зашипела медсестра, вынырнувшая из сестринской. – Я вас выгоню, если будете орать! Без халатов, без бахил! Да, здесь не городская больница, но санитарные нормы едины.

– Операция, Горислав… – Петрович цыкнул на медсестру, откинулся на спинку стула и закусил дужку очков. – Риск везти её на машине очень высок. Три часа в тряске? Не довезу, Гора. Давай вертолет.

– Ты че несешь, Петрович? – рассмеялся Морозов. – Я тебе куда его садить буду? На картофельное поле?

– На заводе есть площадка, – медсестра продолжала стоять в дверном проеме, очевидно, ожидая повода, чтобы выгнать нас отсюда. – К нам в том году санавиация прилетала, когда ЧП в цехе произошло. Нужно с директором разговаривать.

– Я – директор, – выдохнул и достал телефон, бросая его Юрке. Тот кивнул, приняв как приказ к действию. – Девушка, милая, хорошая, а можно мне увидеть Дунаеву?

– Нельзя!

– Я же все равно её увижу, так в чем проблема?

– Пусти, – в конце коридора скрипнула дверь, и вышел мужчина в белом халате. Он кивнул мне в знак приветствия, будто мы знакомы были. И я вдруг опешил… Его лицо было настолько знакомо, что перед глазами картинки прошлого заскакали. Имени я его, конечно, не вспомню, но лицо человека, объявившего мне о смерти мамы, помнить буду до конца жизни. – Пусть посмотрит, а то вдруг не довезут.

– Хорошо, Илья Леонидович, – медсестра указала мне дорогу.

Реанимацией эту палату было назвать сложно. Небольшое помещение, старое оборудование, кушетка и… бледная Марфа в серых простынях со штампами больницы.

Замер у порога, понимая, что ошибки быть просто не может.

Все происходящее было похоже на сюр. Мы не виделись двадцать лет! А она все так же юна… Всё такие же рыжие волосы, все та же полупрозрачно-молочная кожа. Только жизни в ней не было. Черты лица острые, изможденные. Она словно и не ела год. Хрупкой казалась, как кукла.

Сделал два шага, а когда поднес руку, чтобы коснуться её тонких пальчиков, веки её задрожали, и сквозь муть бессознательного сна прорезалась яркая зелень глаз, вмиг накрывающая меня волной. Шибануло так, что дурно стало.

– Марфа…

Она не могла говорить из-за трубки во рту, мычала, слабо сжимала мою руку. Мне оставалось лишь догадываться, что она хочет…

– С твоей дочерью всё хорошо. Мы вылечим тебя…

Марфа замерла. Из глаз вырвались слёзы, и она затихла. Всего на мгновение, а после раздался монотонный писк аппаратуры.

– Что происходит? Что происходит??? – орал я, не понимая, что делать.

Её губы стали синими, кожа потеряла последние следы румянца, а пальцы стали слабыми-слабыми. Рука соскользнула с сероватой простыни безвольно веточкой, тонкой, слабой, безжизненной…

– Все на выход! – врачи вбежали в палату. Иван Петрович мгновенно бросился к монитору, а потом стал давать указания на тарабарском медицинском языке.

– Вертолёт будет через сорок минут, – Морозов вытащил меня из палаты силой.

А у меня в груди сердце сжималось. Казалось, я больше никогда не увижу её… Именно в этой больнице я в последний раз поймал слабую улыбку матери. Возможно, именно в этой палате. Что ж это за место такое губительное?

Глава 7

– Все на выход! – врачи вбежали в палату. Иван Петрович мгновенно бросился к монитору, а потом стал давать указания на тарабарском медицинском языке.

– Вертолёт будет через сорок минут, – Морозов вытащил меня из палаты силой.

А у меня в груди сердце сжималось. Казалось, я больше никогда не увижу её… Именно в этой больнице я в последний раз поймал слабую улыбку матери. Возможно, именно в этой палате. Что ж это за место такое губительное?

Реальность превратилась в фильм на быстрой перемотке. Петрович стабилизировал пациентку, дав указание готовить её к транспортировке. Мне вручили в руки все её документы, а Морозов помчался организовывать перевозку к заводской вертолётной площадке.

Медицинский транспорт нашли довольно быстро, да и с клиникой проблем не возникло, Леняев сам договорился о палате в своём отделении. Я просто висел на телефоне, поднимая все связи, что только могли понадобиться, а сам не мог оторвать взгляда от дверей палаты. И каждый раз, когда выходил персонал, в струну вытягивался, пытаясь увидеть её ещё разочек.

Безумие какое-то.

Я со странным ужасом наблюдал, как взлетает вертолёт, превращаясь в тарахтящую точку в небе. И только толчок Морозова привел меня в чувства. Сопровождали её врачи, включая того дедка, чтобы если что помочь Леняеву стабилизировать её состояние в воздухе.

Юра бросал на меня недоумевающие взгляды, полные требования объясниться. Но что сказать? Я и сам ничего не понимал, кроме как то, что могу спасти чью-то жизнь. Да, не своими руками, да, с помощью связей и денег. Но могу! В моих силах вернуть мать той девочке, чтобы не обрекать её на прозябание в серости детского дома.

Происходящее до сих пор в голове не укладывалось. Вспышка прошлого, давно забытое воспоминание, ниточка, ведущая к той жизни, о которой я так тщательно пытался забыть. Не потому что стыдно было, а потому что болело неистово.

И вот одна больница сменилась другой. Да, дорогой, полной заботливого персонала и охраны, дабы не допустить утечки информации в прессу, но сути не меняло. Для Марты выделили отдельный блок, хорошую палату, сиделку.

Все кардиологи клиники собрались на консилиум, они задумчиво передавали медицинскую карту из рук в руки, с жалостью смотря на молоденькую девушку, зависшую между жизнью и смертью.

Петрович заявил, что ему нужно время, чтобы провести ещё несколько