тому же я медленно привыкаю к новому делу, поэтому постоянно приходится ночевать на работе… Ой! Вы не подумайте! Я сегодня нормально помылся! – Он замахал рукой, как ребенок, который попался на шалости, и Мисаки даже немного умилилась.

Когда принесли заказ и Мисаки увидела, какая красота у нее на тарелке, все волнение испарилось, зато разыгрался аппетит. Официант представил блюдо:

– Террин из фуа-гра с белым инжиром и лемонграссом.

Мисаки ничего не поняла и не запомнила. Но первый же кусочек блюда привел ее в дикий восторг, и она аж замычала от удовольствия.

Харуто широко заулыбался.

Потихоньку им выносили все новые блюда, а молодой человек тем временем рассказывал о работе. Он устроился у рекламного фотографа, некого Кёсукэ Саваи. Мисаки о таком никогда не слышала, но, судя по всему, человека в своих кругах хорошо знали.

– Здорово, что ты устроился в его компанию.

– Повезло. Увидел объявление в журнале, ну и решил: а что мне терять? И вдруг взяли. До сих пор не понимаю за что.

Харуто принялся с увлечением рассказывать, чем так хороши снимки, которыми прославился Саваи. Наверное, язык ему подразвязало еще и вино, но все же Мисаки отметила, что Харуто говорил значительно охотнее, чем в прошлый раз. Сразу понятно, что ему нравилась новая работа.

Отправив в рот кусочек белой спаржи под соусом голландез, девушка подумала: «Как старается». Кажется, она в нем все-таки немного ошиблась. И в конце концов в голове промелькнула мысль: «Он в самом деле так старается ради меня? Кажется, я слишком много о себе думаю! Наверное, он просто счастлив, что вернулся к фотографии».

И все же… она не удержалась от улыбки. Как хорошо, что к Харуто вернулся энтузиазм.

– Можно спросить?

От этого вопроса нож с вилкой в руках у Харуто застыли.

– Я, может, уже спрашивала, но все-таки: почему ты решил стать фотографом? Наверное, какой-то случай подтолкнул?

– Я бы не сказал, что «случай»… – Он вытер рот салфеткой и неловко улыбнулся. – Когда мы в детстве ездили куда-нибудь с семьей, отец всегда брал с собой фотоаппарат. И мне он казался волшебной коробочкой, потому что мог запечатлеть и небо, и облака, и храмы, и вообще, все что на глаза попадется.

– «Волшебной»!

– Потому что только волшебством можно вырезать из реальности пейзажи и улыбки – ну вроде как ножницами – и переносить их на фотографию.

Пожалуй, так. Мисаки, откусывая хлеб, кивнула.

– Люди ведь рано или поздно забудут даже то, что не хотят забывать, а время никак не повернешь вспять. Но фотографии сохраняют память навсегда. Поэтому мне захотелось такую работу, на которой я бы сохранял важные мгновения из жизни людей, – поделился Харуто, потирая кончик носа пальцем, обернутым в пластырь. У Мисаки сердце невольно пропустило удар. Их глаза встретились, и Харуто поспешно упер взгляд в скатерть.

– Слушай, а если ты не против… – Харуто заметно нервничал и мгновенно осушил бокал вина. – Может… посмотришь как-нибудь мои фотографии?

От смущения Мисаки принялась теребить рукав платья, пока подбирала слова, но тут Харуто сам рассмеялся:

– Простите! Шучу! То есть не шучу, но…

Он вдохнул, выдохнул. И дрожащим голосом продолжил:

– Мне еще надо многому научиться и хорошенько отточить свои навыки. Вот когда я сделаю такие фотографии, что сам буду доволен, тогда я буду очень рад, если вы их посмотрите. То есть если захотите, конечно же.

Мисаки энергично кивнула и выпалила:

– Если захочу – обязательно.

– Спасибо… А, и еще кое-что!

– А?! А на этот раз что? – не подумав, ляпнула девушка.

Харуто извинился и вытащил какую-то коробочку. И придвинул со словами:

– Прости, что с опозданием, но с днем рождения…

– Это подарок? – Мисаки так удивилась, что забыла закрыть рот.

– Хотелось выбрать что-нибудь практичное для работы, а потом я подумал: а вдруг тебе не понравится? В общем, если подойдет, то хорошо.

Девушка открыла коробочку и обнаружила внутри чехол для ножниц. От него тут же характерно пахнуло. Чехол из хорошей светло-розовой дубленой кожи.

– Какая прелесть! – Мисаки улыбнулась.

– Мне показалось, ваш цвет.

– То есть?

– Как лепестки сакуры… Вам очень идет.

От неожиданного комплимента щеки у девушки зарделись.

– То есть мы вместе ходили любоваться сакурой, вот, наверное, я и подумал! – Харуто, видимо, сам смутился от собственных слов и попытался, активно жестикулируя, придумать какое-то оправдание.

Тут уж Мисаки невольно рассмеялась:

– То есть я правда могу принять твой подарок?

– Ну конечно!

– Спасибо большое. Мой нынешний чехол уже совсем затерся, я как раз думала, не купить ли новый. Буду использовать с удовольствием.

– Рад, если правда понравился! – с облегчением выдохнул Харуто, откидываясь к спинке стула.

После блюд им принесли кофе, а затем и счет. Харуто, заглянув во вложенный в кожаный чехол чек, несколько напрягся. Наверняка ужин обошелся в круглую сумму. Глядя на интерьер и припоминая вкус блюд, Мисаки примерно прикинула, что удовольствие перевалило за тридцать тысяч иен.

Она не могла заставить молодого человека после замечательного подарка еще и раскошелиться на такую сумму, поэтому потянулась за деньгами, но Харуто резко воспротивился:

– Нет-нет, я сам!

Он так категорично отверг любые возражения, что Мисаки даже почувствовала себя виноватой.

Снаружи тем временем, как оказалось, полил дождь. Когда молодые люди с тоской поглядели на него из-под навеса над порогом, официант протянул им прозрачный зонтик. Харуто взглянул на попутчицу с каменным выражением лица и предложил пойти под руку. Мисаки робко согласилась.

Так что до станции они шли нога в ногу. Дорога, которая в прошлый раз показалась короткой, под одним зонтом тянулась намного дольше. Харуто тактично наклонил зонтик в ее сторону, чтобы у девушки не намокло плечо. Галантный жест наполнил Мисаки одновременно радостью и смущением. Девушка украдкой, чтобы молодой человек не заметил, заглянула ему в лицо. Пожалуй, прежде она не осознавала, что Харуто мужчина. Но он был выше ее ростом, на крепкой шее отчетливо выделялось адамово яблоко. И он, наверное, каждый день таскает тяжести? Потому что ноги в узких чиносах тоже показались ей теперь очень даже мускулистыми…

Харуто перевел взгляд на попутчицу, и та поспешно отвернулась. А чтобы скрыть смущение, выпалила:

– Давай я все-таки половину отдам. А то и подарок, и ужин – мне неловко.

– Нет-нет! Позволь тебя угостить! – возразил Харуто, помотав головой с энергичностью отряхивающейся собаки.

Но Мисаки нутром чувствовала, что платили ее попутчику не так уж и щедро. Расценок за фотографию она, конечно, не знала. Но все-таки чувствовала себя неловко и бросила виноватый взгляд на бумажный пакет с подарком. Нельзя же так…

– О! – Мисаки вдруг остановилась. –