не советовала смотреть новости, мэм, лишние волнения только усугубят восстановительный процесс. Нужно расслабиться и позволить себе отдохнуть.

– Конечно…

Медсестра ушла, а Аманда так и смотрела в экран.

– В городе начинаются волнения, – говорила всё та же ведущая. – Тысячи жителей идут к зданию полиции. Наш репортёр передаёт с места событий.

Мужчина с большим микрофоном стоял возле толпы.

– Мы не понимаем, почему наши власти бездействуют! Сколько смертей, сколько найденных жертв, отравленная вода, а всем всё равно! – верещала какая-то женщина.

– Да они сами не знают, что происходит, – встрял рядом стоящий мужчина.

– Это маньяк, – сказал кто-то.

– Это группа маньяков, а не один…

Аманда была неподвижна. Весь этот телевизионный шум слился в одно кричащее эхо, вознесся под потолком и разбился о стены, разлетевшись по белой палате миллионом кричащих осколков.

Она переключала каналы, надеясь опять найти Эби, но не могла.

Слёзы душили горло, Аманда вдохнула больничный воздух, спустила ноги с кровати и пошла, шатаясь, к двери. Ей надо было им сообщить, ей надо было узнать, куда они её привезут.

В коридоре по-прежнему тихо, только редко слышны чьи-то шаги. У стойки регистрации – полная женщина с копной кучерявых волос. Она что-то пишет в журнале, она что-то…

Аманда вздрогнула. Там, на улице – пронзительный вой сирен «Скорых».

Это её Эбигейл!

Она подбежала к окну, но пол под ней покачнулся, цветок, что стоял у стены, вдруг упал – или это она его уронила… Рядом крик медсестры и чьи-то шаги.

– Миссис Линч, вам нельзя вставать.

Медсестра двоилась в глазах, как и эти больничные стены, как и цветок на полу.

– Пожалуйста, успокойтесь.

– Это моя дочь, – шептала Аманда, – моя Эбигейл!

– О чем вы, милая, здесь никого нет, – поднимала её медсестра.

– Нет, – Аманда пыталась отдышаться, держась за плечо медсестры, – вы не понимаете, мне не надо в палату, мне надо в приёмный покой!

– Всё будет хорошо, не волнуйтесь.

– Мне надо идти!

Сирены слышались чётче, они были всё ближе и ближе, почти здесь.

– Пройдёмте в палату, Аманда, – большая и сильная женщина в белом халате почти волокла её на себе.

– Это кого привезли? – оглядывалась Аманда.

– Мы пока что не знаем, я же здесь, а не там.

– Та девушка, в том лесу, мне кажется, я ее знаю…

Медсестра остановилась на пару секунд.

– О чём вы, милая? Какая девушка?

– Та девушка из новостей, вы смотрели новости?

– Нет, я на работе. Мне некогда их смотреть, отчёты и записи, журналы и снова отчёты. – Медсестра держала её, не отпуская.

Аманда слышала, как хлопнула входная тяжёлая дверь, как каталка дребезжала колёсами по полу, а потом скрылась вдали коридоров, за какими-то другими дверьми.

– Что там? – указала она в то крыло.

– Отделение интенсивной терапии, – медсестра открыла дверь в палату.

Вот и весь её путь, что Аманда сумела пройти – до регистрации и обратно. Ей хотелось рыдать от обиды, но даже на это у неё не было сил.

Скрип больничной кровати, мягкость одеяла.

Её уложили в постель и что-то вкололи в плечо.

* * *

Было полпервого ночи, когда она вновь очнулась.

Все в отделении спали. Только медсёстры, как призраки замка, расхаживали меж стен. Аманда ступала бесшумно, проходя мимо палат. Ей нужно было дойти до конца, а потом завернуть направо. Она изучила план пожарной эвакуации, что висел возле её двери.

Отделение интенсивной терапии находилось в самом конце. Она проходила мимо каждой палаты и от каждого звука приборов, доносившегося из-за дверей, вздрагивала и замирала.

– Миссис Линч, – услышала она за спиной и обернулась.

Перед ней стоял сержант.

– Куда-то идёте?

– А, это вы… Нашли? – взглянула она на него безо всякой надежды.

– Нет, ещё нет, но уверяю вас, её ищут.

Она посмотрела в окно, всё та же непроглядная темень.

– А зачем вы пришли сюда в ночь?

– Я здесь по делу. – Тадовски поглаживал подбородок, заросший неровной щетиной, и смотрел на неё. – У нас ещё одно самоубийство. Жду заключения врача. А вы куда собрались?

Аманда смотрела в глаза сержанту. Можно ли ему доверять? Что он скажет, если узнает то, что знает она, что он подумает о ней, если ему сказать…

– Миссис Линч?

– Сегодня нашли девушку в лесу, – начала было Аманда, – я видела по новостям…

– Да, личность пока не установили. А вы знаете что-то?

Она снова вспомнила это лицо, исцарапанное, почти неживое, взрослое, но её…

– Аманда.

– Да, я… Мне кажется, я её знаю.

– Вы знаете, как её зовут? При себе у пострадавшей не было никаких документов.

– Я не уверена, – она помялась, будто решаясь, – но думаю, я её вспомню, если увижу опять.

– Доктор! – Сержант Тадовски окликнул белую тень, бродившую по коридору.

Тень обернулась и пошла к ним.

– Я бы хотел взглянуть на одну пациентку, вам привезли её днём, нашли сегодня в лесу, – посмотрел он в блокнот. – Девушка, лет двадцати, без документов.

– А, – понял доктор, – думаю, у вас не получится её допросить, она ещё не очнулась.

– Нам бы только на неё посмотреть.

Глава 9

– Аманда…

Она слышала своё имя откуда-то издали, будто далёким эхом, невнятным отголоском доносились до неё эти шесть букв.

А-м-а-н-д-а.

Это её зовут.

Она стояла, опёршись о ручку двери палаты, и не могла пошевелиться.

– С вами всё в порядке? Вы знаете эту девушку?

Эбигейл лежала в кровати, к её тонкой перебинтованной руке подходила прозрачная трубка, через которую по узким стенкам проходило лекарство.

– Девушка, по-видимому, упала и ударилась головой, – предположил сержант, доктор, что стоял рядом, кивнул.

– У пациентки открытая рана в височной области и гематомы, – подтвердил он.

Сержант посмотрел на Аманду, ожидая хоть какого ответа, но она лишь молчала.

– Если вы обознались, ничего страшного, – попытался утешить он.

Нет, она не обозналась, она не могла её ни с кем спутать, будь ей хоть восемь, хоть двадцать лет. Те же пухлые щёки, тот же вздёрнутый носик, те же губы, будто у куклы, небольшие, но пухлые, как у её отца.

– Эбигейл, – еле слышно сказала она.

– Что, простите? – не расслышал её полицейский.

Аманда сделала шаг вперёд, потом второй, схватилась за руку Тадовски, когда перестала чувствовать ноги, и пошла к кровати, уже держась за него.

– Подходить мы не разрешаем, пациент ещё спит, – сказал врач.

– Аманда, не надо, – придержал её руку сержант.

– Эбигейл, – сказала она уже громче.

– Кто? – Полицейский подумал, что не расслышал.

– Эбигейл! – закричала она. – Малышка, это ты? Ты жива! Мы нашли её! – смотрела она сумасшедшим взглядом на полицейского, тот же смотрел на врача.

– Вы знаете, кто это? – удивился доктор.

Сержант что-то шепнул тому быстро на ухо.

– А, – понял он, – посттравматический синдром.

– Аманда, нам пора, – Тадовски взял её нежно под локоть, – здесь нельзя шуметь.

Доктор кивнул.

– Это моя дочь, – перешла она на нервный шёпот, но слова обрывались слезами, она задыхалась, пытаясь хоть что-то сказать, но уже и сама ничего не понимала.

Доктор с Тадовски вывели её за дверь.

– Это она, она, – твердила Аманда, не понимая сама, как это может быть.

– Аманда, посмотрите на меня, – обхватил её плечи сержант, – вашей дочери восемь лет, а этой девушке значительно больше, может, она чем-то похожа, но она не ваша дочь.

– Не моя?

– Нет, не ваша. Мне очень жаль…

Аманда посмотрела на сержанта с прищуром, улыбнулась какой-то неспокойной улыбкой, оттолкнула его и опять побежала к двери.

– Эби! – кричала она. – Эби, я здесь!

Доктор и полицейский побежали следом, схватили её под руки, врач закрыл палату ногой, медсестра прибежала на крик. Аманда не вырывалась, последние силы бросив на этот рывок, она уже обессиленным телом повисла у них на руках.

Весь следующий день перед ней ходили нечёткие тени, безликие силуэты незнакомых людей. Они говорили ей что-то, их голоса, как и лица, двоились, и от этого жуткого эха голова болела сильней. Она морщилась, они уходили, дабы вернуться опять, теперь уже в белых халатах. Теперь она видит их чётче, они что-то ей говорят:

– Как вы