В результате споров с самой собой Мирабель прокопалась куда дольше, чем планировала. Зато Дик, перед которым она предстала спустя пятьдесят минут, даже ахнул от удивления.

Все свои выражения или возражения он сдержал при себе. Однако он мог бы много чего сказать Мирабель: что она выглядит как настоящая городская штучка, что такую фигурку, как у нее, непростительно укутывать в серые балахоны с вышитыми карманами (какие Мирабель предпочитала дома) или в широкие мужские рубашки…

На Мирабель была тонкая блузка серебристого оттенка, закрывающая шею и доходящая чуть ли не до кончиков пальцев. Причем до уровня декольте серебристая ткань была практически прозрачной, и лишь грудь, талия и живот были обтянуты более плотной, не просвечивающей тканью.

Сама по себе блузка уже была выдающимся явлением. Но, кажется, этого оказалось мало для Мирабель. Начиная от линии талии, она была затянута в длинную и узкую юбку с высоким поясом, застегнутым на блестящие пуговички, несведущему человеку кажущиеся рубинами. Юбка была винного цвета, ее ткань намекала на возможную прозрачность при определенных движениях и поворотах ее обладательницы, а разрез доходил до середины бедра. Юбка была одновременно и пристойной, и провокационной. Дик покачал головой, глядя на всю эту роскошь.

Он сделал Мирабель лишь одно-единственное замечание:

— Послушай, тебе не кажется, что такое украшение для народного гулянья — это все-таки немножко чересчур?

Мирабель подошла к зеркалу, висящему в прихожей, посмотрелась в него, хотя прекрасно помнила, как выглядит кулон, висящий на ее шее.

Золотая цепь не баснословной стоимости, но изысканная по форме; висящий на этой цепи рубиновый кулон, своими очертаниями напоминающий сердце, довольно крупный, с хищным огоньком глубоко внутри камня…

— В конце концов, кого это касается, кроме меня? — повторила Мирабель свою недавнюю мысль. — Как хочу, так и одеваюсь, праздник это или нет?..

— Конечно, праздник. — Дик рассмеялся. — Праздник, на котором добропорядочные бюргеры… то есть, пардон, фермеры будут поедать сосиски и запивать их темным пивом. Мирабель, я не хочу сказать ничего плохого, но ты выглядишь так, словно собралась на светский раут.

— Ты действительно не сказал мне ничего плохого, — кивнула Мирабель, поправляя выбившуюся из прически прядь черных волос. — Мы идем?

Дик продолжал с сомнением смотреть на нее:

— Ты же не хочешь сказать, что это настоящий рубин? Кулон у тебя на шее?

— А если и так, то что? — Она с вызовом прищурилась.

— Собственно говоря, ничего.

— Боишься, что нас ограбят?

— О, этого я стал бы бояться в последнюю очередь.

— Ты что же, ничего не боишься?

— Мирабель… мы с тобой уже разговаривали на тему всяческих страхов.

— Ах да… Я и забыла! Ну что, мы едем?

— Да, в любую минуту, если ты сочтешь, что мой скромный вид хотя бы немного соответствует твоему парадному одеянию.

Дик в отличие от Мирабель оделся очень просто — черные джинсы, даже не слишком истрепанные летной жизнью, и черная же рубашка с короткими рукавами и отложным воротником. А на ногах кроссовки.

— Еще бы галстук сюда, черную шляпу и черные ботинки — и был бы законченный франт, — смилостивилась Мирабель.

— Польщен. Тогда поехали.

— Поехали.

— Надеюсь, нам удастся приятно провести этот вечер.

Пока Дик заводил мотор, выводил машину со двора и выезжал на главную дорогу, Мирабель размышляла. Надо же, как странно… Когда она в последний раз отправлялась вот так куда-то с мужчиной? С мужчиной здоровым, симпатичным, уверенным в себе и в том, что он делает…

Все те же полтора года назад? Или меньше? Или…

Нет, сегодняшний полет на биплане считаться не может. Почему? Да потому, что… Это не было запланированным событием. Это было неожиданно. Это была не банальная вечеринка. Это… Да, пожалуй, это было самое настоящее приключение! Пусть мирное, пусть безопасное, но приключение. Таких чудес наподобие полетов на самолетике, словно сошедшем со старинной глянцевой открытки, с Мирабель, наверное, никогда и не случалось. Разве что во сне ей доводилось летать без крыльев… Конечно, это не может идти ни в какое сравнение с упоительным полетом наяву.

Городская площадь была полна народу. День клонился к закату, а небо многообещающе нахмурилось — не иначе как польет или заморосит, переговаривались в толпе.

Тут и там стояли киоски, где торговали дымящимися сосисками, сардельками, колбасками всех видов. Пиво, отпускаемое по сходной цене, тоже лилось рекой.

Кажется, Дик и Мирабель опоздали на торжественную часть. Мэр города зачитал с трибуны свою краткую, но бодрую речь и уже давно растворился в кругу приятелей — только его и видели. Окруженный друзьями, он покуривал трубку, то и дело опуская усы в желтоватую пену на огромной кружке с пивом…

Уже играл на нехитрых инструментах местный ансамбль, уже кое-кто плясал, но в основном люди бродили от киоска к киоску, пробовали сосиски, здоровались и перебрасывались шутками. Кое-кто пытался набросить кольца на мишень, изображающую рог единорога. По мнению Мирабель, единорог был нарисован слишком уж недостоверно. Однако у этого павильончика толпились ребята и девчонки, которых даже дармовым пивом невозможно было подкупить, чтобы они отказались от попытки угодить кольцом на рог. Уж больно приз был хорош — огромный лохматый плюшевый медведь в клетчатой жилетке и с черным галстуком-бабочкой на коричневой шее. Понятно, что ребятам эта плюшевая живность и даром не сдалась, но так хотелось сделать приятное спутнице, с веселой улыбкой повисшей на руке…

— Интересует? — спросил Дик у Мирабель.

— Что? Медведь?! Да зачем он мне? Кажется, я давно вышла из того возраста, когда спят с плюшевыми зайчатами или ярко раскрашенными клоунами.

— Вот и хорошо. Тогда пойдем туда, я хочу наконец-то попробовать знаменитые белые сосиски.

— Если они еще остались, — заметила Мирабель.

— Тогда давай поторопимся. Иначе всю досаду из-за лишения сосисок мне придется выместить на тебе.

Мирабель оторопела:

— В каком смысле — выместить? Ты…

— Я шучу, — засмеялся Дик. — Знаешь, у тебя такой напряженный вид, что любой ценой хочется разрядить обстановку.

Мирабель пожала плечами и отвернулась, пытаясь разглядеть в пестрой толпе что-нибудь, достойное внимания.

Но на горизонте неожиданно нарисовалось нечто полностью противоположное…

Рон. Уже порядком подвыпивший. Кажется, он не пожалел на себя денег, вернее денег на пиво для себя. Его желтый шейный платок, наспех повязанный, сбился, а синяя рубаха была расстегнута на несколько пуговиц. Мирабель было неприятно лицезреть часть его обнаженной груди. Она отвернулась…