свой мир, познакомить её с трудами заграничных мыслителей и рассказать о концепте свободной магии, так активно цветущей на востоке. От предвкушения затряслись колени. Воображение живо нарисовало как он, уставший после служб, лежит на старой кровати и с упоением слушает её хрипловатый голос.

«Даже если она не умеет, я научу» — И он снова посмотрел в её хмурое лицо. — «Или она умеет и читать, и писать. Слышал, что некоторые лекари из отдаления владеют грамотностью»

Скорость грёз, возникавших в голове, поражала. Адаму пришлось взять себя в руки, чтобы обрубить мечтания и вернуться в реальный мир. Грёзы были хороши, но какой существовал от них толк, пока они были лишь грёзами?

Следовало что-то делать. Мало хранить предсказание у сердца. Нужно положить начало своим мечтам.

— А кто сказал, что я его слушал? — Он беззаботно улыбнулся.

Неля споткнулась на месте, но не упала. Многочисленные серые юбки её платья колыхнулись, оголив кусочек загорелых ног. «Сильные» — подумал Адам, невольно покраснев. Неожиданно он обнаружил её одну слабость, о которой даже не подозревал.

Гнев на лице Нели смешался с искренней растерянностью.

— Знаешь, люди могут говорить всё что угодно. — Тема снова становилась опасной. — Но я хочу услышать именно тебя, краса моя.

— Неля. — Процедила Неля, резко схватившись за ведро. — И мы уже пришли.

Прежде чем Адам попытался ответить, она выхватила ведро. Вода снова хлынула вниз, на этот раз намочив и ботинки, и брюки. Воды осталось так мало, что та плескалась практически на дне. Но на это Неля и не думала обращать внимание. Стоило дорожке к её дому начаться, как местная не-ведьма изо всех сил рванула в дом, оставив Адама под четким прицелом городских сплетниц.

Глава 6

Адам, потихоньку втягивающийся

Адам ненавидел осень.

Не за серое небо, слякоть и хандру, прибывающую с серыми тучами. Вовсе нет. Он ненавидел осень за то, что сразу после неё шла холодная, жестокая зима. Зимой работы наваливалось много: люди умирали и женились, женились и умирали. Если город ещё немного выходил из этого порочного круга, то сельские местности были плотными заложниками календаря и всего того, что с ним связано.

Ещё темнело рано, холодало резко, и вообще не было никакого настроения что-либо делать. Тем не менее, работа шла. Адам не успел привыкнуть к новому жилью: домик прошлого священника был маленьким, немного убогим изнутри и окна его выходили прямо на церковное кладбище. Всякий раз, когда Адам смотрел в окно, пальцы его сами охватывали крестик из орешника. Молчаливые могильные камни и зловещие кресты теряли силу, когда всходило солнце. Ночью же Адам спал, повернувшись лицом к стене и стараясь забить голову самыми скучными мыслями.

Прошлый священник тоже чувствовал некую угрозу, поэтому раскидал мелкую языческую атрибутику по всем четырём углам. Адам неприятно удивился, когда обнаружил прибитую подкову за святым образом. Мало того, что настолько близкое соседство двух разных мировоззрений само по себе было дурной идеей, так ещё сама подкова оказалась прибита неправильно. Вместо того, чтобы тянуть в дом счастье и удачу, талисман подзывал беды и неурядицы.

«Забавно, если меня сослали сюда только из-за ржавого куска металла».

Адам криво усмехнулся, но про себя сделал выводы. Если в доме священника теплились остатки еретических учений, то какие секреты скрывались в домах простых жителей? Что скрывала Неля?

Адам сдавленно застонал. Снова все его мысли вернулись к ней. Неля, Неля, Неля! Его наваждение, его судьба, его предназначение. Первая и единственная живая девушка, которая пленила разум настолько, что исполнять свои обязанности оказалось практически невозможно. Лоуренс шумно вздохнул, поправил правильно висящую подкову и подумал — это не приворот. Яйцо, накануне спрятанное под кроватью, не почернело. Белая скорлупа покрылась несколькими темными пятнышками, но Адам их без труда узнал — чужие зависть и страх. Но уж точно не приворот.

Ситуация вообще выходила странной — целое поселение мнимых верующих, которые продолжали жить на языческой опоре. Да, эти люди сменили идолов на иконы и посещали церквушку каждое воскресенье, но под крышами их домов продолжали жить древние обычаи. Так что же такого сделала Неля, чтобы отказаться единственной еретичкой? Адам не знал, а староста, как назло, говорил обо всём угодно, но только не о ней.

Даже местные сплетницы, голодные до чужих ушей, держали рты на замке. Неля и всё то, что её касалось, пряталось в оболочке табу. Тем не менее, по наблюдениям Адама, в её дом активно ходили. Едва день сменялся ночью, как группки людей ручейком стекались к самому дальнему дому на улице. Эти наивность и двуличие со стороны сельских неприятно удивляли. Неужели они действительно думали, что Адам такой дурак, что не заметит очевидных сборищ, попахивающих чем-то нехорошим?

«А ведь если я их всех сдам, то Отец может отменить наказание!»

Мысленно Адам примерил на себя новую форму и звание героя-освободителя, который собственными руками разворошил еретическое гнездо. Всё-таки здесь, у самой границы, жизнь действительно текла иначе.

— Как же это сложно. — Адам опёрся щекой на кулак и перевернул страницу доверенной ему летописи. Глаза немного болели, света тоже не хватало. В инквизиции освещали лучше. Свечи были толще и давали их так много, что Адам никогда не задумывался о том, что они способны закончиться. Теперь же в его распоряжении было двенадцать свечек до конца недели. — О, Господи, за что мне это всё?

Вечерняя служба прошла, а несколькими часами ранее жена местного лесоруба разродилась мальчиком. Адама позвали как раз в тот момент, когда ребенок уже был вытащен, бит и помыт. Поветухи, что странно, Адам не застал. Хоть Лоуренс и понимал, чьей заслугой были хорошо прошедшие роды, он никак не мог перестать удивляться, смотря на чистую ткань, которая укрывала новорожденного. Опять его смущал опыт жизни в столице. Даже в зажиточных купеческих семьях не брезговали закутывать новую жизнь в то, что окажется под рукой.

«Меня точно сослали на окраину?»

Как бы оно не было, о крещении договорились быстро и назначили его на воскресенье. Перед тем как уйти, Адам поцеловал младенца в лоб, бегло помазал нос, лоб, руки и ноги новорожденного миром и перекрестил, мысленно пожелав ребёнку удачи и дожить до конца недели.

— Отче, только выберете имя получше. — Попросила новоиспеченная мать.

Она едва нашла в себе силы привстать на кровати. Голос её был хрипл, глаза судорожно блестели, а постельное белье… Тоже чистое. Присмотревшись, Лоуренс понял — то, что он сначала посчитал родильным потом, оказалось обычной водой. Молодую