из казненных ведьм. Мать пятерых детей, которая утопила шестого. По официальной причине: в дар темным силам. Фактически: ребёнок был глубоко болен, и только смерть могла принести ему избавление.

Эта женщина и натолкнула другого, более молодого и ещё нежного Адама на мысль, что физическое прекращение страданий может быть благом. Она же и стала первой, кто самостоятельно попросил принести ей яд. Воспоминания закружили в голове, как стая черных ворон. Адам отчётливо помнил дрожь в руках, своё тяжелое дыхание и долгие дилеммы на тему «а должен ли он?».

Тогда та женщина была живой. Изуродованной, измученной, искалеченной, но живой. Она лежала на грязном вонючем матрасе, полном блох и паразитов. Они ели её. Черные личинки ползали по телу, забивались в гноящиеся раны. Когда они только встретились — Адама вывернуло прямо под ноги. До того момента он не думал, что его желудок может так просто спасовать.

Тогда старший инквизитор, человек повидавший многое беззлобно засмеялся и похлопал по плечу.

— Ты ещё привыкнешь.

Но привыкать не хотелось.

Состояние женщины было настолько плохим, что она давно не кричала, когда в рот ей вливали стылую воду или клали на живот вес. Она даже не стонала. На это просто не было сил. Адам смотрел как его коллеги, полные профессионального цинизма повторяют одно и то же из раза в раз. Они зачитывали обвинения, задавали вопросы, а после поворачивали круг вечного насилия, снова набирая в ведро грязную воду. Каким-то хитрым, непостижимым образом несчастная всё ещё жила. Инквизиция знала, как стоит поддерживать жизнь и Адам в этот момент ненавидел всё на свете и себя в том числе.

Он ходил к тёте, советовался с сёстрами и братьями по материнской линии, аккуратно спрашивал наставника. Все они равнодушно выдавали — лишь смерть стоит спасением.

Пытки той женщины были настолько отвратительным зрелищем, что Адам набивался на них при всяком удобном случае. Он просто не мог отвести взгляд. Потом, на шестой раз, когда все инквизиторы покинули камеру, а Адам продолжал смотреть на несчастную сквозь решётку, женщина зашептала. Её голоса не было слышно. Кажется, он был сорван. Но Адам всё равно всё понял.

— Убей меня.

Адам плакал, когда добавлял яд ей в похлёбку. Он опустошил по четверти всех знакомых ему ядовитых пузырьков, чтобы смерть забрала несчастную как можно скорее. Потом, перед новой пыткой, Адам напросился в кормильцы. Вблизи женщина выглядела ещё хуже, чем издалека.

Её блеклые от боли глаза заблестели, и слабое дыхание участилось, когда отравленная водянистая похлебка оказалась у самых губ. Перед тем как выпить яд, женщина нашла в себе силы и тронула Адама за щеку. Смрад ударил в нос сильнее, но на тот момент младший инквизитор этого не ощутил. Всё его сознание сконцентрировалось на немой благодарности, когда раздалась в этот момент.

Та женщина ведьмой не была, но колдуном был Адам. Он сумел краем сознания уловить её последние слова.

«Да благословит тебя Всевышний!»

Потом, другие обреченные, думали точно также, покорно открывая рты для принятия яда. От воспоминаний пробудил чужой голос. Адаму показалось, что он очнулся от долгого сна.

— Отче, что вы! — Староста побледнел и замотал головой. Кажется, перед этим он сказал что-то ещё, но Адам этого не услышал. Терпеливо и немного раздраженно, мужчина поспешил объяснить:

— Эти дети не ваша забота! Не хочу хвастаться, но у нас живёт много сознательных и сострадательных граждан. Каждый пришедший к нам ребёнок обязательно обретёт кров и пищу. Может, мои слова прозвучат самонадеянно, но все мы здесь — семья. А в семье никого не бросают.

«Даже больных и слабоумных?»

Последняя фраза невольно смутила. Адам закашлялся. Она могла стать сладким обещанием, очередной причиной почему осесть здесь — не так уж и плохо, но что-то во взгляде старосты заставило Адама немного насторожиться.

— Буду знать.

Остатки памяти вышли прочь. Адам выдохнул. Прошлая жизнь осталась позади. Пора было создавать новые воспоминания.

— Вот и отлично!

Атмосфера очень быстро изменилась. Из тяжелой, мрачной и напряженной в немного нервную, но всё же доброжелательную. Они продолжали идти по улице. Староста рассказывал про жителей, показывал кто и где жил и иногда, весьма осторожно, делился собственными наблюдениями и комментариями.

— Старик Йонас с севера приехал, уже лет пятнадцать с нами живёт. Вон та-а-а-а мельница — это его рук дело. Её, кстати, потом нужно будет осветить. Бесы совсем распоясались наверху. Но это потом, потом. Когда вам будет удобно.

Адам закивал, а после указал пальцем на домик, который стоял словно бы в отдалении от остальной улицы. Такой же славный, украшенный и ухоженный, как и прочие дома, но в то же время необъяснимо одинокий. Всё там было как у прочих людей.

— А это кто? — Шепнул Адам старосте.

Солнце стояло высоко и грело ещё так, будто было летним, но природа этим не обманывалась. Часть травы окрасилась в благородный золотой цвет, а листва на деревьях порыжела. Тем не менее, неизвестная девушка во всю воевала с жёлтой тыквенной плетью. Адам пригляделся и понял, что не узнаёт её. Она его не встречала, когда лошадь только вошла в город.

Староста нервно хихикнул и схватил Адама под локоть, стараясь ненавязчиво увести прочь. Не получилось.

— Думаю, о ней вы узнаете всё потом. — Староста нервно засмеялся, смотря на неизвестную. — И не будете нас судить. Помните, что я говорил — мы все здесь семья. А в семье, иногда, появляются и уроды.

Адама захлестнуло противоестественное желание шагнуть прочь, привлечь к себе внимание и познакомиться, но староста неожиданно крепко оттащил его назад.

— Вон там, кстати, живёт семья малютки Аннет…

Адам позволил себе окунуться в разговор, на время выбросив неизвестный дом из головы.

Впереди его ждало много работы. Исследовать лес, собрать травы для лекарств, хорошенько разложиться. Но, тем не менее, прежде чем уйти окончательно, Адам оглянулся.

На крыльце прислонившись к стене, стояла девушка.

Глава 4

Как бы Адам не пытался снова вернуться к странному дому, люди упрямо и настойчиво перехватывали его на половине пути. Изначально маленькая плотность сельского населения резко возросла.

Не было такого человека, который не хотел бы познакомиться с Адамом лично. К нему шли все: от древних стариков до совсем молоденьких барышень. Некоторые даже подталкивали детей, чтобы те познакомились с новым «дядей из храма». Настороженный интерес умилял, но в то же время и сбивал с толку.

Работая в инквизиции, Адам привык, что его воспринимают как очередного парня в черном и не сильно церемонятся