не утратила своего значения: свинина, как и прежде, – важнейший сорт мяса в Германии. Каждый из нас съедает в среднем около 50 килограммов свинины в год. Ежегодно забивают почти 60 миллионов свиней, бо`льшую часть из них импортируют живьем, специально для убоя. При этом ни одна страна не экспортирует столько свинины, сколько Германия, но из около 27 миллионов живущих здесь свиней мы вряд ли хоть одну можем увидеть вживую. Большинство влачит жалкое существование в безвестных откормочных пунктах, и посмотреть на них мы можем разве что проезжая мимо по автобану, пока они пытаются протиснуть пятачки сквозь вентиляционные щели фургона, везущего их на скотобойню [154].

Исчезновение свиней из нашей повседневности начался около 150 лет назад, но процесс протекал медленно. Еще в конце 30-х годов они были практически всюду, будь то тесные шахтерские поселки Рурской области или пастбища в далекой Померании.

Свиной рейх

Померания славится своими свиньями. В обширной области, пролегающей вдоль побережья Балтийского моря от полуострова Дарс на западе до устья реки Пясница на востоке, живет более полутора миллиона животных. И эдельшвайны, немецкие облагороженные свиньи, из города Шёнингена пользуются наибольшим спросом. Эта порода наиболее крепкая и плодовитая и идет в первую очередь на мясо [155]. Если племенные животные постоянно завоевывают призовые места на ежегодных выставках, то откормочные выращиваются прежде всего для берлинского рынка как «карбонадные» свиньи. Своим названием они обязаны карбонаду, благодаря которому так высоко ценятся [156].

Владелец шёнингенских свиней – Ганс Шланге. Используя имя родового поместья, в котором он появился на свет в 1886 году, он называет себя Ганс Шланге-Шёнинген. Бросив учебу на агронома в Университете Грайфсвальда, Шланге-Шёнинген сражается в рядах кавалерии в Первой мировой войне, а затем, будучи трижды ранен, возвращается в родительское имение и берет управление в свои руки. Кроме того, он вступает в Немецкую народную партию (ННП, Deutschnationale Volkspartei), пользующуюся наибольшим успехом у сельского населения Померании [157]. Вскоре мужчина становится представителем области в прусском ландтаге, а с 1924 года – и в рейхстаге.

В ННП, куда входят консерваторы, националисты, монархисты и антисемиты, Шланге-Шёнинген выступает поначалу в качестве крайне правого, но к концу 20-х годов придерживается более умеренных взглядов. В 1929 году он выходит из ННП и вступает в Христианско-национальную партию фермеров и крестьян (Christlich-Nationale Bauern- und Landvolkpartei). С осени 1931 года бывший противник республики Шланге-Шёнинген несколько месяцев входит в правительство меньшинства рейхсканцлера Генриха Брюнинга[158]. На посту рейхскомиссара он отвечает за «Помощь Востоку» (Osthilfe), созданную для поддержки разоренного войной сельского хозяйства в восточных районах Германии. Шланге-Шёнинген стремится скупить неприбыльные крупные предприятия и усилить позиции мелких и средних предприятий, что совсем не нравится некоторым юнкерам из окружения рейхспрезидента Пауля фон Гинденбурга. Они обзывают его аграрным большевиком и требуют «размозжить голову шёнингенской гадине»[159][160]. Весной 1932 года его политическая карьера завершается – на время.

Хотя он сам долгое время отстаивал идеал немецкого крестьянина как «источника немецкого возрождения», все же национал-социалисты не вызывают у него доверия [161]. Их национальный культ «крови и почвы»[162] он считает высокомерным [163]. С приходом к власти нацистов он удаляется в свое имение, где посвящает себя животноводству [164].

Поместье Шёнингена насчитывает 750 гектаров[165]. Пастбища простираются до западного берега Одера, который лениво катит широкие волны и через 16 километров к северу близ города Штеттин[166] впадает в Балтийское море. На отлогих склонах пасутся коровы, овцы и свиньи. Шум берлинской пропаганды еще далеко. Будний день пока наполняют другие звуки: чавканье коров, блеянье овец или металлический звон, когда управляющий имением бьет двумя молоточками по плугу, чтобы возвестить о начале или завершении рабочего дня. Но самый пронзительный звук, превосходящий по резкости даже скрип доверху загруженной вагонетки на узкоколейке, исходит от свиней. Он напоминает визг дисковой пилы и пробирает до костей. Они визжат от голода. Лишь когда они накормлены, шум сменяется довольным хрюканьем и чавканьем [167].

Шланге-Шёнинген придерживается главного принципа – содержать свиней «как можно более жестко и сообразно с природой». И если свиноматки с поросятами живут в простом фахверковом хлеву, то остальной скот с весны до осени находится на большом огороженном выгоне площадью пять гектаров, расположенном в стороне от двора. Основной источник питания составляют луговые травы, например клевер луговой, и мелкие домашние животные. Лишь к зиме животные возвращаются в хлев, где их откармливают репой, картофелем, ячменем и отрубями [168].

Когда семейство Шланге вступило во владение поместьем, сельскую картину Померании определяли овцы [169]. Ситуация изменилась во второй половине XIX века благодаря распространению картофеля[170]. Песчаная почва наилучшим образом подходила для его выращивания. А поскольку картофель является идеальной основой для откорма свиней, регион постепенно развился в «свиную землю».

Только в 30-е годы Померания поставляет 800 000 убойного скота для «питания населения» во всем рейхе[171]. Для Ганса Шланге-Шёнингена картофель и свиньи неразрывно связаны друг с другом. Он сам пренебрежительно называет свинью «дополнением к цене на картофель»: если поднимается цена на картошку, стоимость свинины падает – и наоборот[172]. Конечно, такая зависимость становится рискованной в военные годы. Люди и свиньи всеядны, поэтому являются пищевыми конкурентами. В немецкой истории это уже приводило к конфликтам, как, например, в январе 1915 года.

С начала Первой мировой войны прошло лишь полгода, когда стало ясно, что немецких запасов, скорее всего, не хватит. Из-за морской блокады Великобритании импорт сырья и основных продуктов был приостановлен, и Имперская статистическая служба инициировала опрос среди крестьян для выяснения реального количества запасов. Опасаясь конфискации, крестьяне сознательно в значительной мере занижали данные. Немецкие агрономы сделали из этого вывод, что продовольствия в Германской империи не хватит для того, чтобы помимо 60 миллионов человек прокормить еще и 25 миллионов свиней. Чтобы сберечь картофель для населения, владельцы свиней обязаны были резко сократить поголовье животных. В течение двух месяцев было забито пять миллионов особей. Цена на свинину рухнула. Рынок захлебнулся от такого количества мяса разом. Не успело мясо поступить в продажу, как бо́льшая часть уже испортилась, и тогда цена взлетела до потолка. Неожиданно свинина стала редким товаром, которым торгуют на черном рынке, отчего крестьяне предпочитали скармливать скоту утаенные запасы картофеля и зерна, нежели продавать по низкой цене. Убой скота тем временем продолжился, и в