же собака иногда может вести себя послушно и безобидно, а иногда может быть опасной и покусать. <…> Она полностью подстраивается под настроение и прихоти своего хозяина. Если у собаки возникает связь с новым хозяином, ее характер может полностью измениться»[144].

В сентябре 1965 года Курта Франца приговаривают к пожизненному заключению «по обвинению в совместно совершенном убийстве в общей сложности не менее 300 000 человек и убийстве в 35 случаях не менее 139 человек». В обосновании приговора речь идет о «дьявольской жестокости»[145].

Годы спустя так восхваляемые Лоренцом достоинства беспородных собак кажутся циничной гримасой истории. Немецкая овчарка переживет Третий рейх, но ей не удастся по-настоящему избавиться от недоброй славы любимца Гитлера и животного из нацистской пропаганды. Прежняя образцовая порода ротмистра Штефаница с ее стройным «волкоподобным» видом приобретет в послевоенные годы, прежде всего в ФРГ, более массивную форму и сильно похудевший круп, поскольку они соответствуют новому идеалу красоты в разведении породистых собак [146].

Курт Франц уже в конце 70-х годов получает право краткосрочного выхода из тюрьмы[147], а летом 1993-го, после 28 лет заключения, его освобождают из-под стражи ввиду преклонного возраста и проблем со здоровьем. Он умирает в 1998 году в возрасте 84 лет в доме престарелых Вупперталя [148].

Глава 2

Сородичи по трапезе

Они слишком много знают, чтобы понять. Свинья знает меньше, поэтому понимает лучше: она понимает правду колотящегося сердца и правду топора.

Щепан Твардох, «Драх»

У моей прабабки было, пожалуй, единственное разочарование в жизни. Сколько бы животное ни тянуло к ней пятачок, с надеждой похрюкивая, сколько бы ни трясло отвислыми ушами, перед ее глазами стояла хилая туша. А когда прабабка проводила рукой по боку животного, то не нащупывала жир – одни ребра. Изо дня в день она с тележкой обходит окрестные трактиры в поисках кухонных отбросов, чтобы свинья наконец потолстела и округлилась. Но на одних кухонных отбросах животное не наберет вес, это моей прабабке слишком хорошо известно.

Судьба уготовила ей родиться в 1904 году во время сбора урожая на поле в Каринтии и обошлась с ней не лучше после переезда в Рурскую область. От английской болезни[149] – следствия голодных лет в Первую мировую войну – ее ноги в раннем детстве искривились. Из пятерых детей выжили только моя бабушка и ее младшая сестра – остальные прожили не больше нескольких часов или дней. Она терпеливо, но не безропотно сносила удары судьбы. Позже прабабка скажет, что всегда была «несчастным живым существом», вкалывающим всю жизнь, но так и не заслужившим желанного счастья. Непрерывное курение – единственный порок, который она себе позволяет.

За домом и животными она присматривает одна. Пока муж, не разгибая спины, работает в шахте, она нанимается на поденную работу. Семья живет в небольшом надшахтном кирпичном здании на юге Эссена. Неподалеку находится владение семейства Крупп[150] – вилла Хюгель. Когда говорят об имперском оружейном заводе, подразумевают не только фабрики стального барона, но, в сущности, весь Эссен: в конце 30-х годов с населением 670 000 жителей он является крупнейшим промышленным городом Рурской области.

Однако южная часть города остается преимущественно сельской. Здесь можно заметить, что до начала индустриализации в середине XIX века область представляла собой скопище деревень и крестьянского населения и лишь пары-тройки городов.

Как и многие семьи горняков, мои прабабка с прадедом держат в небольшом садике за домом кур, кроликов и эту самую свинью, которая живет в низенькой пристройке – свинарнике. Вероятно, речь идет о подсвинке, то есть это уже не маленький поросенок, но при весе в 30–40 килограммов еще не взрослое животное.

С большой вероятностью это свинья улучшенной местной породы (немецкий ландрас). Общая популяция свиней в Германии в то время на две трети состоит именно из нее. Животные считаются крепкими и выносливыми, но главное – они быстро растут[151].

Хотя свинья живет в семье почти год, клички у нее нет. Имя привело бы к лишним трудностям, ведь, в конце концов, единственное предназначение свиньи – быть зарезанной и съеденной. Немецкий ландрас считается идеальной универсальной породой, которая лучше всего подходит для переработки на колбасу и сало. А взрослая свиноматка гарантирует запас мяса на всю зиму [152].

Домашняя свинья – типичное сельскохозяйственное животное. Ни одно животное не использует пищу так быстро и эффективно, ни одно не растет так стремительно и за короткое время не набирает приличный вес, ни одно не становится так рано половозрелым и плодовитым. Из почти 18 миллионов домохозяйств в Германском рейхе в то время более пяти миллионов держат свиней, и почти два миллиона домохозяйств находятся на полном самообеспечении. Только в 1937 году забито 34 миллиона свиней. В этот период свинина почти на две трети покрывает потребность в мясе в Германии [153].

Как правило, откормочную свинью забивают на восьмом или девятом месяце жизни; такая же участь постигает и свинью моей прабабки, хотя животное не сильно прибавило в весе. Но тощая свинья лучше, чем вовсе никакая. На праздничный ужин по случаю забоя свиньи – шлахтфест – собирается вся родня, каждый надеется получить хоть какую-то долю. Свинья, очевидно, подозревает, что ей грозит, и пытается с громким визгом убежать со двора – ее оглушают выстрелом между глаз, и она резко умолкает. Последние судороги, решительный разрез по горлу, быстро подставленное корыто, чтобы собрать стекающую кровь. Все идет в дело. Когда родственники наконец уходят, практически ничего не остается.

На кухонных отбросах свинью можно держать, но не откормить, однако на комбикорм денег нет, а скудные запасы картофеля необходимы самой семье для выживания. Вскоре рацион питания начинает определять война. Для забоя скота дома теперь требуется официальное разрешение. Но к этому мы вернемся позже. Как бы то ни было, свинарник теперь стоит пустой. Рассказывая о своей свинье годы спустя, прабабушка чаще всего говорит о ее жалком виде. «Тощая, как овчарка», – замечает она и затягивается сигаретой.

Этот эпизод, казалось бы, напоминает о далеком, доиндустриальном мире, но он имел место всего одно поколение назад. В наше время, когда свинья чаще встречается как промышленный продукт, нежели как сельскохозяйственное животное, действительно трудно себе представить, что еще до середины прошлого столетия она была неотъемлемой частью повседневности и жила среди людей как в деревне, так и в городе. Однако с тех пор свинья