передние лапы на подлокотники стула. “Блонди, пой!” – требует Гитлер и принимается протяжно завывать; овчарка подхватывает. Если вой звучит слишком высоко, ему требуется лишь сказать: “Блонди, пой ниже, как Сара Леандер!” [104] И Блонди слушается», – вспоминает секретарша Гитлера Траудль Юнге[105].

Блонди учится и другим трюкам: вскоре она уже балансирует на брусе, взбирается по лестнице и перепрыгивает через двухметровый частокол[106]. Часто она попадает в объективы «Вохеншау»[107]; они запечатлевают происходящее, чтобы показать немецкому народу любовь их фюрера к животным и его управленческий талант[108]. Неизвестно, однако, скольким трюкам Гитлер научил Блонди лично, ведь бо́льшую часть времени собака проводит с фельдфебелем Фрицем Торновым, личным собаководом Гитлера [109].

Ева Браун искренне ревнует Гитлера к собаке, и ей не нравится постоянное присутствие Блонди. Когда на совместных ужинах овчарка лежит под столом, Ева при удобном случае дает ей пинка, Блонди скулит, и Гитлер делает собаке замечание сидеть тихо. Браун называет это «своей местью»[110]. Но отношения Гитлера к собаке это не меняет. Подчиненные знают, что ни к кому – даже к Еве Браун – у Гитлера нет такой глубокой привязанности, как к овчарке. Альберт Шпеер[111] тоже полагает, что в личной жизни Гитлера она играла главную роль и была «важнее даже самых ближайших сотрудников»[112]. «В его бункере эта собачка может позволить себе все, – пишет Геббельс в дневнике после визита к Гитлеру в марте 1942 года. – В данный момент она для него самое близкое существо»[113].

Разумеется, в ответ на такую благосклонность Гитлер ожидает абсолютной преданности. Бо́льшая часть его окружения остерегается слишком близко подходить к собаке, чтобы не разозлить Гитлера [114]. От ревности он в ярости бросается на всякого, к кому Блонди, «доверчиво обнюхивая, приблизится», даже если речь идет о таком высокопоставленном госте, как Фердинанд Зауэрбрух [115]. Хирурга и генерал-майора медицинской службы вермахта приглашают в марте 1942 года в ставку фюрера, где ему какое-то время приходится подождать в приемной. Тут дверь открывается, и в комнату вместо Гитлера врывается Блонди, запрыгивает на Зауэрбруха, лает и скалит зубы. Но Зауэрбрух хорошо разбирается в собаках. Даже свои первые опыты по оперированию легких на живом пациенте он проводил на собаках. Зауэрбрух не двигается, настойчиво и тихо говорит с овчаркой, пока та не успокаивается и не оставляет его в покое. Когда Гитлер входит в комнату, Блонди, обычно не позволяющая до себя дотрагиваться, послушно сидит возле гостя и дает ему лапу. «“Что вы сделали с моей собакой?! – кричит Гитлер на Зауэрбруха. – Вы отбили у меня единственное существо, которое по-настоящему предано мне!” В пылу гнева у него вырывается: “Я прикажу застрелить собаку!”»[116] – запишет позже Зауэрбрух.

Медийный образ взаимоотношений Гитлера со своей собакой является неотъемлемой частью нацистской пропаганды. Но овчарка символизирует и другую сторону Третьего рейха, сцены из которой не увидишь в нацистском «Вохеншау», ведь разыгрываются они отнюдь не в горной идиллии Альп или на лесных полянах около ставки фюрера.

«Хищные чудовища»

Перед Освальдом Полем[117] стоит организационная проблема. С апреля 1942 года он руководит Главным административно-хозяйственным управлением СС, и вместе с тем в его ведении находятся немецкие концентрационные лагеря. К этому времени с захваченных территорий на востоке Европы в лагеря привозят все больше заключенных, которые теперь, как говорится в официальных документах, служат «резервом рабочих сил». Зачастую узники должны работать за пределами лагеря в каменоломнях, на песчаных карьерах или угольных шахтах. Для постоянной охраны заключенных Полю требуется гораздо больше служебного персонала, которого, ввиду положения на фронте, ему предоставить не могут[118].

Поэтому 30 апреля 1942 года Поль пишет всем комендантам лагерей, что система охраны должна стать более гибкой; сделать это можно с помощью «конного караула», но приоритетный вариант – «с использованием сторожевых собак». К этому времени армия и полиция уже давно их задействовали. Еще в 1937 году начальник Поля Генрих Гиммлер приказал увеличить число полицейских собак. По его приказу в начале июня 1942 года Поль формирует собственную учебно-тренировочную группу из собак в концентрационном лагере Заксенхаузен к северу от Берлина [119]. Отныне концентрационные лагеря невозможно представить себе без собак, и там они служат не только для охраны.

Почти каждый в Треблинке знаком с Барри. Точно не известно, когда он прибыл сюда, – где-то в конце 1942-го или начале 1943 года. Треблинка, расположенная примерно в 75 километрах к северо-востоку от Варшавы, – уже третий его лагерь. Прежде он был в Травниках, затем – в Собиборе. Но он не заключенный. Барри – метис сенбернара размером с теленка. Его черно-белый пятнистый окрас немного напоминает голштинскую корову. Возможно, его имя отсылает к известной собаке-спасателю, которая, по рассказам, за свою 14-летнюю жизнь спасла жизни более 40 человек в Швейцарских Альпах [120]. В общем-то, Барри – добродушное животное. Если он не бездельничает на солнышке, то таскается к лисам, косулям и птицам в лагерный зоопарк, который находится рядом с жилыми бараками охранников. Барри также ладит с заключенными и позволяет себя гладить, когда остается один. Однако чаще всего он сопровождает своего хозяина Курта Франца[121]. И тут Барри показывает другую свою сторону.

Франц, 28 лет, родом из Ратингена, близ Дюссельдорфа, что отчетливо слышно по рейнской мелодии, которую он напевает себе под нос. Из-за красных щек и безупречного внешнего вида узники зовут его Лялькой[122]. Но безобидность прозвища обманчива: Франц – заместитель начальника лагеря Треблинка. После Белжеца и Собибора это третий лагерь смерти, возникший в ходе операции «Рейнхард»[123]. За этим кодовым названием скрывается план по уничтожению всех евреев, синти и рома на территории оккупированной Польши, что было еще раз подтверждено на Ванзейской конференции в январе 1942 года. Треблинка действует с июля 1942-го; в следующие 13 месяцев в лагерь привозят почти миллион человек. Большинство из них проживут лишь несколько часов, прежде чем их расстреляют или отравят газом [124].

Для Курта Франца узники – не люди. Это же он говорит своей собаке, прогуливаясь с ней по лагерю и осматривая «заклейменных». Так Франц называет тех, на ком остались следы пыток или тягот транспортировки [125]. Стоит Францу встретить во время контрольного обхода заключенного, который ведет себя вразрез его ожиданиям, ему достаточно сказать: «Парень, взять этого пса!» – и Барри тут