Вальпургиева Ночь, – ответил я, понимая, что вопрос звучит довольно таки глупо.

– Ах, это, – Ника Адамсон оглушительно расхохотался, – молодой человек, ну что Вы как бабка суеверная? Знаешь, какие ещё события датируются 30-м апреля?

Я покачал головой.

– Ну, например, 311-й год. Именно в этот день, император Галерий выпустил эдикт о признании христианской церкви в Риме, – сказал с улыбкой Ника Адамсон, – а ещё 30-го апреля 1946 года родился шведский король Карл XVI Густав, а также в 1789-ом Джордж Вашингтон стал первым президентом США. Могу также назвать такие даты, как 1883 год – умер художник Эдуард Мане, или в 1812 году Луизиана стала восемнадцатым штатом США, а в 1945 Гитлер и его жена Ева Браун совершили самоубийство. Так что можешь выбрать любое знаменательное событие, к чему целесообразно приурочить сегодняшнюю встречу, вот что я имею в виду. Мне продолжать? Я ведь ещё могу назвать десяток исторических дат.

– Нет, спасибо, – удивленно ответил я, надо сказать мужчина удивил меня своей превосходной памятью или готовностью к моему вопросу.

– Жаль, ведь я могу продолжать ещё очень долго. Таким образом, наше собеседование можно провести в честь любого из этих событий, а не только из-за Вальпургиевой Ночи. Да и вообще, каждый день в году, можно считать историческим в том или ином роде…

– Да-да, вот что Вы имеете в виду, – сухо перебил я мужчину, – Ну, Вы дали мне понять, что Вы либо очень начитаны, либо заранее подготовились к такому повороту в разговоре.

– Зачем же Вы сразу так грубо? – сказал он и поцокал языком, – я-то надеялся, что мы станем друзьями.

– Такие друзья идут одной дорогой только до перекрестка, – Ника Адамсон мне совершенно не нравился, казалось, что он смеется надо мной, – не нужны мне ваши способности. Я пришел устраиваться на работу, а не для того чтобы покорно терпеть льющееся мне в уши дерьмо.

– Ну что же, – строго ответил несостоявшийся работодатель, – хорошо, коль Вы так упрямы, то у Вас есть время основательно подумать. Наши люди свяжутся с Вами, если Ваш ответ будет «да», то мы обязательно ещё встретимся. Приятно было иметь с вами дело. Позвольте-с теперь откланяться.

Он зашел за занавес, громко щелкая каблуками. Казалось, что он был несколько разозлен моей реакцией.

*

Мы стояли на улице. Кимми задумчиво смотрел в небо. Уже почти стемнело.

– Ну, – спросил Ким, – как тебе новоиспечённый работодатель Михаэль?

– Какой ещё Михаэль? – удивился я, – он представился как Ника Адамсон.

– Ебанулся? Что у тебя со слухом? Ты давай-ка умерь дозы таблеток, хватит жрать колёса горстями. Но больше всего меня взбесило, что ты молчал, как аутист. Я думал, что ты на каждую его реплику ответишь какой-нибудь шуткой, а тут мне пришлось отдуваться. А ты, сволочь, даже не смеялся над моими остроумными вопросами. Ладно Климент не понимает юмора, это я ещё могу понять. Он, в принципе, какой-то ненормальный. Но ты-то?

Я некоторое время молчал, обдумывая услышанное от Кима. Я готов был поклясться, что мужчина представился как Ника Адамсон. И самое главное, я был уверен, что с «работодателем» говорил только я.

– Кимми, ты шутишь что ли? – проговорил я сквозь зубы, – ты сам сидел молчал, как карась в пруду. И мужика звали Ника Адамсон и нехуй тут дискутировать. И этот Ника Адамсон говорил только со мной и больше ни с кем.

– Алекс, ты меня не разыгрываешь? Нет, по лицу вижу, что нет. Херня какая-то получается. Я был уверен, что говорит он со мной. Да и какого чёрта мне молчать? Ты же меня знаешь, вот что я…

– …имею в виду, – прервал я друга.

Ким достал сигареты и прикурил две штуки. Мы молча курили и обдумывали свалившуюся на нас информацию.

– Алекс, а что он тебе сказал? Ну, Ника, Михаэль, или как там зовут этого ублюдка.

Я пересказал ему наш разговор, делая упор на своей, антипатии к этому мужчине.

Ким кивнул.

– Да, было, такое чувство, как будто в говно вляпался, – сказал Ким, – что-то в нем гадкое, как у дешевого политика. Я думал, это розыгрыш. Михаэль звал меня в какой-то крестовый поход. Правда не за Граалем. За правдой, вот что он имел в виду. И, кстати говоря, мне тоже он показался знакомым, но я так и не вспомнил, где я мог его видеть, или кого-то похожего на него.

Ким с душой затянулся сигаретой и выпустил сизое облако дыма.

– Да, мне тоже он предлагал дружбу. Знаешь, что я ему ответил? С такими друзьями и враги не нужны. Так мой батя постоянно говорит.

Я рассмеялся. Ким был гораздо острее языком. Впрочем, моё веселье быстро испарилось. То, что произошло с нами выходило за всякие рамки разумного. Возможно, думал я, нам стоило показаться психиатру, или завязать с наркотой. Но почему-то, трезвость моего разума не оставляла сомнений, но то, что происходило, постепенно начинало меня пугать. На мгновение мне захотелось пойти домой, выпить стакан коньяка, забраться с головой под одеяло и всё забыть: Нецах, Адамсона, письма Луизы и прочую мистическую чепуху.

– Интересно, – сказал я, – что слышал наш коллега Климент?

– Вон он, кстати, – тихо сказал Ким.

Климент вышел из театра и, воровато оглянувшись, поспешил в сторону старого города.

– Пойдем за ним, – предложил Ким, – посмотрим, чем занимается этот чудик в свободное от собеседований временя. Только осторожно, чтоб не спалил нас, а то, чего доброго решит, что мы «служители грязи», или кто-то в этом роде…

– Служители падали, – поправил я друга, понизив голос до шепота.

*

      Климент выбирал самые тихие улицы нашего города для своего маршрута. Он петлял, нарезал круги, словно частица твердого тела в нагретом газе. Создавалось впечатление, что логика его передвижения была лишена всякого смысла и подчинялась лишь хаотичному настроению нервного мужчины. Я уже начал уставать, преследуя этого неприятного типа. Основной сложностью в слежке была, судя по всему, паранойя нашего «клиента». Он постоянно оглядывался, и нам приходилось поспешно прятаться в тени, слушая свои бешено колотящиеся сердца.

– Слушай, может он просто псих с манией преследования? – спросил Ким, – мне это уже начинает надоедать.

– Может и так, – сказал я, – но давай ещё последим за ним, всё равно делать не хрен.

На улице уже совсем стемнело, а наш друг выбирал улицы, на которых фонарей или не было, или они не работали. Вдруг, Климент резко остановился и бросился в кусты. Мы недоуменно застыли на месте, ожидая продолжения действа. Через некоторое время Климент, покряхтывая, выбрался из зарослей, держа в руках кошку или кота. Ким