Кимми только недоверчиво пожал плечами, когда я сказал, что Ника Адамсон напоминал доморощенного Белу Лугоши, как по стилю одежды, так и внешностью в целом.

История эта настолько заинтриговала нас, что мы совершенно забыли о своих служебных обязанностях на работе, которые я игнорировал вот уже четвертый день.

Мы измучили старый модем моего компьютера поисковыми запросами и обзвонили множество телефонных служб и агентств в поисках хоть какой-нибудь информации о корпорации, но все наши старания оказались безуспешными. Куда бы мы ни позвонили, на наши вопросы отвечали либо недоуменным молчанием, либо утверждением об отсутствии данного юридического лица. Подавляющее большинство телефонисток уточняли: точно ли мы диктуем верное название?

Через несколько часов безрезультатной битвы с коммуникационной техникой на Кима снизошло озарение, и он позвонил в администрацию Малого Театра и попытался узнать, кто арендовал помещение 30-го апреля в девять часов вечера. Изумленный голос на другом конце провода ответил моему другу, что театр никогда не сдаёт в аренду свои залы. В конечном итоге мы опустили руки и, оставив в покое измученный телефонный аппарат, решили, что настало самое время для визита в больницу.

– Всегда хотел тебя спросить, – заявил Кимми, – откуда у тебя такой запас разнообразных колёс? Ты как кубинский наркобарон, разве что не барыжишь, а сам жрёшь.

– Это всё осталось от моей бабушки, – ответил я, – она же заведовала фармацевтическим заводом. Тут этого добра столько, что мне ещё на пару лет хватит. Потом, когда запасы закончатся, планирую покинуть этот мир.

Кимми хохотнул.

*

Шатание по городской больнице напомнило мне прохождение долгой и нелогичной компьютерной игры. Чтобы найти нужного врача, нам пришлось пройти все круги бюрократического ада. Нас никто не хотел слушать, а когда слушали – не хотели идти на встречу. Сотрудники медицинского учреждения ссылались на отсутствие компетенции давать незнакомым людям подобного рода информацию, что в общем-то звучало правдоподобно.

Потратив десяток плиток шоколада «Алёнка» на несговорчивых медсестер, мы наконец нашли патологоанатома, который занимался вскрытием трупа Луизы. По совету одной из сотрудниц мы вооружились бутылкой дешевого трехзвездочного коньяка и отправились на поклон к этому многоуважаемому господину.

В кабинете на двери которого висела табличка с надписью «Синякин Г.В.» нас ждал пропитой мужчина лет пятидесяти. Первое, что бросилось в глаза это его волосы неестественного белого цвета, на фоне которых ярким пятном выделялось лицо болезненного розового оттенка, украшенное сеткой полопавшихся капилляров. Если бы у меня был фотоаппарат, я с удовольствием бы сделал снимок, чтобы в дальнейшем показывать его всем желающим посмотреть на наглядное пособие о вреде алкоголя на организм и внешность. Хотя, подумал я, лет через десять мне не понадобится никакая фотография, моё лицо само прекрасно справится с возложенной обязанностью быть дурным примером.

– Что вам нужно? – гаркнул врач, даже не пытаясь скрыть свою враждебность. Судя по красным глазам врача, он страдал сильнейшим похмельным синдромом.

– Господин Синякин, я полагаю, – вежливо начал Кимми.

– Нет! – заорал патологоанатом.

– Но тут табличка…

– Я просто здесь отдыхаю, – ворчливо прокомментировал врач, – в кабинете Синякина никто обычно не беспокоит.

Ким поставил перед светилом науки бутылку коньяка. Стеклянное донышко с приятным стуком устроилось на столе. Врач недоверчиво, но с надеждой оглядел презент. После некоторого раздумья он ловким движением свинтил крышку и приложился к горлышку. Огромный кадык на его шее двигался в верх и вниз, словно бешенная белка в узкой норе. Сделав несколько внушительных глотков, врач посмотрел на нас, злости в его взгляде немного поубавилось.

– Хотели чего-то? – спросил он уже более спокойным голосом.

– Мы пришли по поводу Вашего пациента, если можно так выразиться, – сказал Ким, – совсем недавнего. Девушку, что сбил автобус. Её звали Луиза Аверьева.

– Ну и что?

– Вы вскрывали труп и осматривали тело, – продолжил Ким, – и нам хотелось бы знать не нашли ли Вы каких-нибудь аномалий.

– Здесь были правоохранительные органы, – упрямо ответил врач, делая глоток коньяка, – дело закрыто. Я не обязан сообщать вам что-либо. Какие ещё аномалии? Вы каких фильмов насмотрелись?

– Да-да, конечно, я всё понимаю, – нетерпеливо перебил Кимми, – но дело здесь щекотливое. Понимаете, я адвокат, который защищает интересы усопшей и её последнюю волю.

Ким достал какую-то бумажку и сунул под нос врачу, впрочем, как только эскулап попытался сосредоточится на ней и сфокусировать свой мутный взгляд, мой друг тут же спрятал бумаженцию. Я сдержал улыбку.

– А в чем собственно дело? – спросил патологоанатом, в выражении его лица засквозила первозданная жадность. Покрасневшие глаза расширились, а сухой язык совершил прогулку по верхней обветренной губе. Ким наклонился поближе и начал доверительно тараторить, ощутимо понизив голос:

– Дело касается наследства, – Ким кашлянул, – большого наследства и кое-каких знакомств, – Ким заговорщицки подмигнул врачу, – у меня появились подозрения, что здесь не совсем чисто все. В деле может быть замешан известный политик, имя которого я не могу назвать по вполне понятным причинам. Помогите мне выполнить свою работу, выполнить, последнюю волю почившей, дабы она спала спокойно у себя на небесах, – Ким театрально перекрестился, – а я Вас отблагодарю. Мне нужна всего лишь информация.

На мой взгляд мой друг сильно переигрывал, неся такую хрень. На мгновение я даже подумал, что врач сейчас нас выгонит, что называется, ссаными тряпками, но, слава Богу, этого не произошло. Я думаю не самую последнюю роль в этом сыграла наполовину пустая бутылка коньяка.

– Меня зовут Станислав Натанович, – представился врач, – пожалуй, я помогу вам, в конце концов, это займет немного усилий с моей стороны.

– Будем Вам признательны до бесконечности, – вежливо склонил голову Ким. В такие моменты он напоминал шута, но сегодня это работало, к моему величайшему удивлению.

– Смерть наступила от многочисленных ушибов и разрывов внутренних тканей, – начал Станислав Натанович, – по рассказу водителя автобуса и многочисленных свидетелей, девушка сама бросилась под транспортное средство. Осматривая её тело, я не обнаружил никаких принципиальных отклонений. То есть все повреждения были вполне понятны при сложившихся обстоятельствах.

Мне стоило больших усилий слышать столь сухое академическое описание смертельных ран моей когда-то живой подруги.

– Ну, правда, было кое-что еще. Пустяк, конечно, – продолжил врач, – на обоих запястьях были ожоги довольно странной формы.

– Что это значит? – спросил я.

– Вы, кто? Тоже адвокат? – он посмотрел на меня, так как будто я секунду ворвался в его кабинет в рваном костюме клоуна.

– Нет, я пока лишь помощник, но быстро учусь, – поспешно ответил я.

Станислав Натанович понимающе кивнул и продолжил рассказ:

– Они были идентичны, и напоминали какой-то рисунок, похожий скорее на иероглиф. Загогулина такая. Сначала я даже решил, что это татуировка. Молодежь сейчас постоянно себя разрисовывает.

– А Вы