И он убегал, словно стыдясь своего желания, и в прокуренном своём кабинете грыз ногти, упрекая себя в неразумном, невозможном, нелепом поступке. Читальный зал наполнялся шёпотом и шуршанием. Появлялись другие люди – тени прошлого и миражи будущего. У них в руках были пожелтевшие письма, вызывавшие в них улыбку, готовую сорваться в обидный смех. Они косились на девушку в очках и даже передавали ей какие-то записки, содержание которых её явно смущало. Но он не смотрел на это. Он не хотел думать об этом. Он застыл на одной надежде, как заики застывают на звуке «п». «Победа» или «провал» – сам воздух замер в ожидании того, что же всё-таки последует за этим застрявшим в душе «п». Одно зеркало уже всё давно знало. Где там этот победитель? Где там этот маленький «александр», впервые умилившийся от сказанного самому себе комплимента? Этому «александру» страшно было возвращаться домой. Потому что дома его ждали всё те же люди: кто-то в своей гениальности, кто-то в своей правде, кто-то в своей непричастности к его чувствам. Потому что не пройдёт и недели, как всё будет сломлено в душе «александра», затоптано, освистано, пристыжено и унижено. И в сердце его вернутся слабость и страх, а ум будет занят планами новых побегов и тоскою новых сражений за право надеяться на любовь. Просто надеяться. Просто делать маленькие шаги навстречу. Просто протягивать руку и приглашать войти в своё сердце и разделить с ним хрупкую, тёплую, непонятную жизнь. Ему совсем не хочется быть «александром». Ему не хочется никуда бежать. Он устал. Он хочет быть библиотекой, читальным залом, уютной комнатой с мягким диваном и милой настольной лампой. И чтобы русые волосы разметались по его загорелой груди, чтобы тихое горячее дыхание оставило на ней влажный след, как раз там, где это вот сердце, которое ненапрасно, которое достойно, которое она хочет услышать и почувствовать своими губами. И мало ли что ещё… Мало ли…

Но возможно, всё, ради чего я бежал и ради чего вдохновлял свой бедный рассудок, – всё это было распадом любви, распадом смысла, распадом жизненной силы, которая вокруг меня заставляла людей не бежать, а добиваться, не расставаться, а идти под венец, не думать о любви, а просто любить, не допуская никаких сантиментов.

Может быть, истина имеет в себе две природы, как монета с орлом и решкой; и то, что я переживал в своём бегстве, было не менее истинным, чем то, что творилось на другом конце моей судьбы (свадьба, любовь, жизнь). А то, что переживало моё «я», было всего лишь иллюзией бытия, всего лишь подброшенной монетой, случайно упавшей не той, а этой стороной. Но в целом цена монеты одна и та же, и одинакова цена жизни, чаявшей о другом, но не имевшей этого другого предметно. А это «другое» было моим же по своей сути, хотя и не обрело вещественного, осязательного присутствия в моём «я». Кошмар…

***

Наше прошлое полно демонов. Трудно в это поверить, но очень многие наши воспоминания являются ложными. Прошедшим событиям мы приписываем восприятия из настоящего. Наш мозг, оперируя воспоминаниями, упрощает картину до двоичной системы: хорошо – плохо. В реальности же палитра происходящего «здесь и сейчас» неизмеримо шире и насыщена тысячами нюансов, многие из которых оказываются важнее того, что кажется на первый взгляд центральным сюжетом. Мы склонны оценивать событие из прошлого по его итогу – доставило оно удовольствие или причинило боль. Мозг закрепляет именно это как базу, на основе которой в будущем будет воспроизводить прошедшее событие. Но в прошлом, пока это событие продолжалось, мы ещё не знали, чем оно закончится и не могли давать ему оценку. В этом противоречии – корень наших ложных воспоминаний, и это любимое пристанище для неодолимых демонов настоящего.

Однако у каждого есть индивидуальный триггер, воскрешающий восприятия такими, какими они были в прошлом на самом деле. Мой триггер – это запахи.

***

Характер – это не то, что ПРИНАДЛЕЖИТ мне; характер – это то, чем я ОГРАНИЧЕН.

***

Ничто не привязывает людей друг к другу так, как совместный порок; и ничто не отдаляет так, как желание быть непорочным. Настоящая любовь непорочна – и потому разъединяет людей. А из совместного порока рождается молодая семья. «Надо быть морем, чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым». Так говорил Заратустра38 устами Ницше. Но это сказано о сверхчеловеке.

***

Если бы я смог объяснить Бога, я бы смог больше, чем Бог. Так же, если вы спросите, что такое СИМВОЛ, я потеряюсь в логических ухищрениях, пытаясь это понятие определить. Тем более, что всё дальнейшее размышление о СИМВОЛЕ будет иметь в виду некие особые символы, о чём вы догадаетесь по ходу моей мысли.

Странным образом я в некоторый момент засомневался в правомерности использования термина «символ» и начал было подыскивать иные определения. Но весьма вероятно, что «символ» и был предпочтён не просто по моему собственному произволению, а по воле моего подсознания, где уже занимал вполне определённое место. Я наткнулся на один маленький текст Хорхе Луиса Борхеса39, который уже читал раньше, но который из внешней моей памяти испарился. Там было сказано следующее: «Книга – вещь среди других вещей, том, затерянный среди других томов, наполняющих равнодушный мир, пока она не найдет своего читателя, человека, которому предназначены её символы. Из этой встречи и рождается неповторимое чувство, называемое красотой, чудесная тайна, расшифровать которую не под силу ни психологии, ни риторике». Именно рождающаяся от встречи с символом красота и есть Символ в том высшем смысле, в котором он уже напрямую принадлежит душе, полностью совпадая с ней по звучанию. Именно это я буду иметь в виду под символичностью в самом широком её аспекте (об иерархии смыслов будет сказано дальше).

В предисловии к одной из книг Эммануэля Сведенборга40 Борхес также пишет: «В средние века полагали, что Бог написал две книги: ту, что называется Библией, и ту, что мы называем универсумом. Истолковать их – наша задача».

Уильям Блейк41, ученик и последователь Сведенборга, утверждал, что ни ума, ни праведности недостаточно для того, чтобы спасти свою душу; чтобы спасти её – нужно стать художником. Мне нравится эта мысль!

И люди и весь окружающий их мир есть цифры и символы, истинный смысл которых никому неведом. Об этом говорил Леон Блуа42, этому учили приверженцы Каббалы. Постичь внутренний смысл божественной тайнописи, соединиться с этим смыслом в свободном парении вдохновения – вот высшая цель каждого человека, от индивида к индивиду только меняющая свои нюансы.

Только когда душа находится на земле, ей присуща в высшей степени символичность. Пожалуй, то, что душа есть символ, вполне понятно. Её нельзя увидеть, нельзя описать объективно, тем более нельзя потрогать и понять до самого исчерпания. Но при этом присутствие души всякому ощутимо. Поэтому и всё, что так или иначе относится к душе, относится к ней в состоянии символа. А что относится к душе в первую очередь?

а) любовь жизни;

б) смысл жизни;

в) не требующая доказательств убеждённость в чём-либо;

г) способность мечтать о недостижимом.

Любовь, как и душу, невозможно выразить в достаточной мере полно и невозможно во многих случаях даже доказать её целесообразность. Любовь нецелесообразна, и причины её возникновения в каждом конкретном случае никогда не ясны до конца. Её можно только чувствовать и пытаться выразить в форме поступков и в форме слов.

Смысл жизни тоже можно лишь чувствовать, и в бо́льшей мере чувствовать не именно смысл жизни, а то, что в жизни есть смысл. Описать же его в конкретных выражениях невозможно, если не упрощать до неприличия и если не теряться во всевозможных проявлениях этого смысла. Кто-то скажет, что смысл в работе, кто-то, что он в семье, в любви, в детях, в творчестве и ещё в сотне других явлений, каждое из которых на самом деле никогда этого смысла не исчерпает. Значит, и смысл жизни