Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда возникает символическая система второго порядка, к которой можно отнести:
1) литературу (создаваемую посредством слова и превращающую называние в образование);
2) живопись (где изобразительный элемент из понимания внешнего претендует на понимание внутреннего);
3) музыку (где гамма из простой отвлечённости получает способ выражения самого неуловимого из человеческих чувств);
4) танец (где система жестов становится столь совершенной, что более чем убедительно говорит о том, что человеческое тело не есть просто биологический объект, но наполнено энергиями космическими).
Создание второй символической системы можно отнести к тому периоду развития человечества, когда из племён начинают складываться цивилизации (египетская, греко-римская и пр.). С одной стороны, происходит как бы слияние отдельных племён, но с другой (и это важнее), оформляется, напротив, размежевание человечества по национальным признакам, рождающим свою внутригрупповую культуру и свою внутригрупповую систему оперирования с религиозно-нравственными принципами. Поэтому можно говорить (если иметь в виду вообще всё народонаселение планеты) о процессе некоторой десоциализации, т. е. вычленении отдельных больших групп людей, во многом отличных от других групп (которые раньше имели больше сходства).
Затрудняюсь сказать точно, когда начали развиваться системы (именно системы) символов третьего порядка, но, во всяком случае, их отдельные эпизоды возникновения мы можем найти в исторически обозримом прошлом с достаточной степенью их детальности. В египетской цивилизации появляется Эхнатон; в греко-римской Сократ и Платон. И чем ближе к нашему времени, тем таких имён становится всё больше и больше вплоть до того, что в наши дни ощущение присутствия символов третьего порядка может явиться обыкновенному человеку, не претендующему на то, чтобы «перевернуть землю». Но это лишь ощущение… И если Эхнатон, Сократ и Платон ещё могли совмещать в своих символах принцип религиозно-нравственный и философский, то постепенно работа с символами теряет такую синтетичность и находит место во всё более строгих рамках искусства.
Третья символическая система базируется на второй по тому же принципу, по которому вторая базируется на первой.
1) Если раньше слово стало способом создания литературы, то теперь сама литература становится способом создания символа (посредством образа);
2) за этим и живопись начинает не просто визуально передавать незримые вещи, но постепенно искать некие принципы этих вещей, т.е. их символы;
3) и 4) то же самое происходит в музыке и в танце.
Если искусство создаёт символы посредством образов, то философия и психология создают концепции посредством наблюдения, размышления и только отчасти наития.
Все символы, созданные искусством, есть своего рода ключи, отпирающие душе двери в истинный смысл мира. Здесь начинают рушиться национальные культурные рамки, здесь царит универсальность, но не та гипотетическая универсальность первобытных племён, а та, от которой способна обогатиться только отдельно взятая личность. Здесь нет места коллективному, групповому. Здесь ничего не обсуждается, а только переживается как прорыв, как наитие, как вдохновение, как наконец гениальность. В любом случае здесь царствует личность, дух личности.
Как мы уже поняли, появление базовой системы символов напрямую связано с процессом социализации. Необходимость в общении друг с другом провоцирует появление языка; стремление овладеть природой сказывается в рисунке; общение же с природой и её стихиями (суть божествами) оформляется в систему жестов с непременным музыкальных сопровождением. Вообще все объекты первой необходимости (пища, огонь, жилище и пр.) наполняются мистическим содержанием, раскрыть которое для ума возможно лишь символическим образом. На базовой стадии всё искусство насквозь мистично; и поскольку возможности искусства ещё намного превосходят возможности человека, то и отношение человека к искусству полно девственного трепета.
Если посмотреть на развитие современного человека, то в его отдельно взятой жизни очень наглядно отразятся все вехи эволюции символов. Интересен тот факт, что как только человек начинает по-настоящему вливаться в социум (в 12—15 лет), то непременно пытается создать внутри уже усвоенной общей системы систему миниатюрную, а именно систему первичных стимулов (своего рода социально-психологический атавизм). Это очевидно. Группа подростков представляет собой примитивное племя, внутри которого складывается своя речь (жаргон), при этом такая манера общения претендует на значимость, поскольку более адекватно (с точки зрения группы) отражает зыбкую символику подросткового максимализма. Потом появляется «наскальная живопись» (достаточно пройтись по глухим переулкам наших городов), как правило, имеющая фаллическую направленность вкупе с поклонением каким-то кумирам (чаще всего из музыкального мира). Бо́льшая часть свободного времени уделяется тусовкам, где существует магия ритмизованного танца почти единственно с целью привлечь полового партнёра, отчего вся атмосфера приобретает отупляюще магическую окраску, подобную той, которую испытывали ещё самые древние племена.
Как правило, пора создания первичной системы символов заканчивается годам к 18—20, но иной раз (не так уж и редко) она продолжает себя во взрослой жизни, тормозя развитие человека и не позволяя ему прикоснуться к красоте более высокой символики. Этому может служить и та алчная корпорация, которая насыщает рынок третьесортным творческим продуктом, смысл которого – удержать подростков как можно дольше в рамках их «выдуманного» мира и тем самым получить для себя максимальную прибыль.
Овладение символами второго порядка знаменует собой процесс превращения индивида в личность, т. е. начинается процедура той самой десоциализации либо подготовки к борьбе с закосневшей социальной средой. Но пока это ещё не относится к личной миссии, а представляет собой просто некую обязанность души, не просто так явившейся в этот мир. Здесь ещё поле деятельности узко. Это может быть воспитание ребёнка, защита докторской степени, внедрение в жизнь какой-то новой концепции или технологии (в том числе и политической). По крайней мере, десоциализация пока не вступает в открытый конфликт с социумом, и внутренняя независимость человека пока ещё слишком хрупка и старается не привлекать к себе избыточного внимания. Вообще символика посредством искусства преобразуется в некую жизненную субстанцию, питающую нектаром человеческую душу.
По-другому обстоит дело с символической системой третьего порядка. Здесь уже нет ничего, кроме сугубо личного, кроме прорыва, часто (вольно или невольно) рождающего эпатаж. Это пик человеческой души в физическом мире, это личная миссия, которая неповторима ни в какие другие времена и ни в каком другом человеке. Это уже даже не система символов, а один символ, символ отдельной человеческой души, нашедшей полное созвучие с миром. Это уже подвиг. Поэтому людей, достигших такого развития, всегда единицы.
Здесь искусство начинает служить не только обществу, но и тому человеку (и для него это главное), который это искусство создаёт. Следующая мысль прозвучит, возможно, нелепо, но именно она оправдывает искусство даже в том случае, если от него откажется целый мир.
Допустим, что случилось невозможное – никому на свете не нужно искать для души никаких созвучий. Даже в этом случае останется хоть один поэт или художник, пишущий (так получается) исключительно для себя. В этом случае конфликт с обществом неизбежен. Цель видит только один человек, и для него важнее всего в жизни до этой цели добраться. Он (этот поэт или художник) знает это настолько, насколько находятся в невежестве все остальные. Чтобы достичь цели, творцу необходимо не только огромное усилие духа, но также достаточное количество времени. Век гения недолог, времени не хватает; и тогда уже после физической смерти творец снова приходит на землю, чтобы продолжить своё движение к цели. Досадно было бы всё начинать сначала. Этого и не происходит. Потому как вновь пришедший всегда находит свой символ, чтобы в новой жизни продолжить над ним работу. Это касается великих творцов, которые никогда не стали бы великими, если бы не находили снова и снова оборванные нити своих путей и не связывали их узелками новых рождений. И если цель наконец достигнута, то законченные символы третьего порядка уже незыблемы, независимо от того, в каком нравственном и политическом состоянии находится общество. В реальности всегда есть не один художник и не один его продолжатель, несущий его символ во времени и в пространстве. Мы можем сколько угодно