Что ж, если философия не преуспела в деле освобождения ума, может преуспеть технология. Google намерена добиться успеха там, где потерпел поражение Декарт, за исключением того, что она отбросила все философские вопросы, не дававшие тому покоя. Там, где Декарт подчеркивает важность скепсиса и сомнения, Google не сомневается никогда. Она превратила освобождение человеческого мозга в инженерную задачу, а этот род деятельности характерен тем, что вопрос о чисто человеческих последствиях проекта часто вообще не ставится. Именно эта аморальность и есть проблема Google, более того – всей вычислительной отрасли с самого начала ее существования.

Алан Тьюринг был атеистом и одиночкой. Он наслаждался положением аутсайдера. Когда мать отправила его, тринадцатилетнего, в английскую школу-интернат со всеми ее прелестями в виде холодного душа и жесткой постели, он отправился туда на велосипеде один, преодолев около шестидесяти миль[19] за два дня. Он, вероятно, был стеснительным и странным. Чтобы справиться с сенной лихорадкой, одолевавшей его каждый раз в июне, он носил противогаз. Его мать писала: «Лучше всего он чувствовал бы себя в уединении средневекового монастыря». Его отчуждение от окружающих усугублялось тем, что он был геем в обществе, где гомосексуальность считалась преступлением.

Декарт высоко ценил изоляцию, так часто выпадавшую на долю Тьюринга. И действительно, у него моменты уединения часто оборачивались чудесными озарениями. По словам британского философа Стюарта Хэмпшира, Тьюринг обладал «даром уединенного мышления». Он был способен к невероятной сосредоточенности, ограждавшей ум от заученной мудрости и шаблонных мыслей, характерных для его коллег. Как-то летом 1935 года, лежа в яблоневом саду, он изобрел нечто, названное им Логической вычислительной машиной. Его озарение, будучи перенесенным на бумагу, стало фундаментом цифровой революции.

Инженерия считается синонимом рациональности. Профессия, предмет которой – системы и планы, не может не быть врагом спонтанности и инстинкта. Тьюринг определенно наслаждался ролью язвительного ученого брюзги, с удовольствием высмеивая всех тех, кто изо всех сил пытался представить возможные последствия внедрения инноваций. «Когда-нибудь девушки будут брать свои компьютеры на прогулку в парк и говорить друг другу: «Мой маленький компьютер сказал мне сегодня утром такую забавную вещь!» – остроумно замечал он.

Забавно, что он сам подчас заслуживал подобного отношения. В наиболее важных своих работах Тьюринг не просто перечислял очевидные факты, он активно обобщал их, индукция вообще была характерна для его стиля мышления. Читатель, у которого достало бы умения пробиться сквозь его полные чувства собственного превосходства остроумные заключения и блестящую логику, смог бы в конце концов увидеть, что автор мыслит скорее в терминах духовных. Возможно, математики и логики исключили существование Бога, но на сверхъестественную роль того, кто вдыхает жизнь в неживую материю, они назначили себя. И это изменило их самих.

Тьюринг верил, что компьютер – не просто машина, это еще и ребенок, способный учиться. Временами он описывал свое изобретение так, словно это был мальчик из английской школы-интерната, приобретающий какие-то знания только благодаря изрядной дозе наказаний и куда более скромному количеству поощрений. В то же время он никогда не сомневался в его потенциале. «Можно надеяться, что машины постепенно смогут соревноваться с людьми во всех чисто интеллектуальных сферах деятельности» – эти слова он написал в 1950-е годы, когда компьютеры были огромными ящиками, мало на что годными, разве что немного помочь с подсчетами. Едва ли они давали основания полагать, что со временем смогут сравняться с человеческим мозгом, и все же Тьюринг верил в это. Он изобрел тест, при помощи которого можно оценить интеллект компьютера: человек передает вопросы в письменном виде человеку и машине, находящимся в другой комнате. Получив два набора ответов, спрашивающий определяет, какой из них дан человеком. Тьюринг предсказывал, что не более чем через 50 лет спрашивающий не сможет уверенно отличить человека от машины.

Это предсказание задало направление прогресса в компьютерную эру. С тех пор инженеры тщетно пытались сконструировать машину, способную пройти тест Тьюринга. Для большинства исследователей, работающих над искусственным интеллектом, работа представляет собой погружение в океан математики, захватывающее интеллектуальное приключение. Но для некоторого (довольно, впрочем, значительного числа) это – теологическая проблема. Они видят себя в центре проекта, способного изменить мир, и успех этого проекта будет означать рассвет новой эпохи. Первосвященник этой религии – красноречивый и дерзкий популяризатор науки по имени Рэй Курцвейл.

Его восторженное представление о будущем родилось в величайшей катастрофе прошлого. Тень Холокоста лежит на нем. Его родители, венские евреи, бежали накануне аншлюса. Лишения и трудности, которые преследовали семью много лет подряд, подкосили здоровье его отца, дирижера симфонического оркестра, интеллектуала: он умер от сердечного приступа в возрасте пятидесяти восьми лет, и для Курцвейла, похоже, это до сих пор не зажившая рана. Подобно многим детям, чьи родители видели худшее из возможного в этой жизни, он противопоставил пессимизму истории свой рожденный из воли железный оптимизм. С самого юного возраста он был захвачен духом изобретательства. Семнадцатилетним подростком он участвовал в шоу Стива Аллена “I’ve Got a Secret” («У меня есть тайна»). Он виртуозно играл на фортепиано, а затем попросил жюри угадать, в чем его тайна. Под их давлением он в конце концов признался, что эту музыку сочинил компьютер. Аудитория была этим потрясена, но еще больше потряс ее тот факт, что нескладный подросток из Квинса изобрел машину, тут же показанную на сцене. Он гордо продемонстрировал Аллену гору проводов, мигающих лампочек и переключателей – настоящее изделие безумного гения.

Курцвейл был идеальным инженером, уверенным в своей способности разрешить любую загадку. Едва закончив Массачусетский технологический институт, он заявил своему другу, что хочет изобретать так, чтобы «слепые прозрели, глухие услышали, а хромые пошли»[20]. В возрасте двадцати семи лет он изобрел машину, читавшую вслух слепым. Простое описание изобретения не передает его дерзости. Слепой мог поместить книгу в сканер, передававший текст в компьютер, который затем уже читал его вслух, вот только до Курцвейла планшетного сканера не существовало.

Эта машина превратила его в настоящего героя для слепых, ведь она радикально изменила их жизни. Стиви Уандер[21], например, становился перед ним на колени. Они подружились. Для своего нового друга Курцвейл сконструировал клавиатуру, которая соответствовала по качеству концертным роялям лучших залов мира.

При всем своем оптимизме Курцвейл не мог избежать страха, вернее, одного, главного из всех страхов. Его ум часто обращался к мысли о смерти, и это было «такое предельно грустное, одинокое чувство, что я едва мог вынести его», – говорил он. Но и это, поклялся он, было всего лишь задачей, разрешимой средствами инженерии. Чтобы продлить свою собственную жизнь, он начал маниакально глотать таблетки: витамины, добавки, ферменты. Его дневной рацион состоит приблизительно из 150 подобных капсул. (Ему также регулярно делают инъекцию, должную, как он верит, спасти его от неизбежного.) В посвященном ему документальном фильме, выдержанном в восторженных тонах, мы видим его скользящим между гостями на коктейльной вечеринке с бокалом красного вина в руке. Он заглатывает таблетки, как простое драже, не прерывая светской беседы с незнакомцами. Позже мы узнаем, что это – в своем роде продакт плейсмент: он основал компанию Ron and Terry’s Longevity Products, выпускающую многие из принимаемых им таблеток и эликсиров.