Когда гости немного пришли в себя, Бильбо пригласил всех наужин. Тут уж взяли себя в руки даже испугавшиеся по-настоящему. Разве можнозаставлять ждать себя, когда речь идёт о превосходном ужине! Хоббиты гурьбойустремились к столам, а некоторые особо приглашенные проследовали в большойпавильон с деревом на семейное торжество. Таких набралось двенадцать дюжин -ровно гросс(вообще-то у хоббитов гросс - счетное число для скота и не очень-тогодится для гостей); в основном - родня Бильбо и Фродо, несколько близкихдрузей и Гэндальф. Приглашения оказались у многих молодых хоббитов, допущенныхк столу с родительского позволения (в Шире спокойно относятся к тому, что детизасиживаются допоздна, особенно если при этом представляется случай лишний разпоесть. Ведь на воспитание подрастающего поколения уходит столько провизии!).

Гросс состоял из Сумниксов и Умниксов, Туков и Брендискоков,Рытлов (родня Бильбо по бабушке) и Хрюклов (родня, наоборот, по дедушке),Кроттов и Пузиксов, были Помочь-Лямкинсы и Дудкинсы, Сдобкинсы и Бобровники, атакже Большеноги. Многие могли похвастаться лишь очень отдаленным родством схозяином, а некоторые и в Хоббитоне-то до этого никогда не бывали.Дерикуль-Сумниксов представляли Отто и его жена Лобелия. Вот уж кто терпеть немог Бильбо! Но пригласительный билет, написанный золотыми чернилами, был таккрасив, а стол их кузена так известен, что отказаться было совершенноневозможно.

Все сто сорок четыре гостя предвкушали небывалый пир и есличего и опасались, так неизбежной послеобеденной речи хозяина. Бильбо ведь мог истихами заговорить, а еще, после пары стаканчиков, бывало, заводил разговор просвои нелепые приключения в каких-то немыслимых краях. Однако, опасенияопасениями, а пир превзошел все ожидания: богатый, обильный, разнообразный, онвсе продолжался и продолжался. Окрестные продуктовые лавки позакрывались нанеделю, из них все было выбра??о подчистую. Но как оно никуда не делось, а всебыло тут, на столах, убытка никто не понес.

Когда гости слегка осоловели, настало время Речи. Народ застолами пребывал в том приятном удовлетворении, когда можно лениво поковыриватьлюбимые блюда, потягивать любимые напитки и не страшиться никаких речей, даже встихах. Они были согласны выслушать что угодно и даже похлопать принеобходимости.

– Дорогие мои! - начал Бильбо, поднявшись с места.«Слушайте! Слушайте!» - заорали все, и клич пошел гулять по рядам, нарастая исопротивляясь собственному смыслу. Бильбо перешел под дерево и влез на стул.Свет от фонариков блестел на его сияющей физиономии, сверкал на золотыхпуговицах расшитого шелкового жилета, и весь он был на виду у собравшихся.Одной рукой он помахивал в воздухе в такт словам, а другую держал в кармане.

– Мои дорогие Сумниксы и Умниксы, - начал он снова, -дорогие мои Туки и Брендискоки, Рытлы и Хрюклы, Пузиксы и Кротты,Помочь-Лямкинсы и Дудкинсы, а также Сдобсы!

– И Большеноги! - заорал старый хоббит из глубины павильона.Конечно, это был Большеног, его огромные, редкостно шерстистые лапищи покоилисьна столе, выставленные на всеобщее обозрение.

– И Большеноги, - согласился Бильбо, - и еще любезные моиДерикуль-Сумниксы, которых я рад снова приветствовать в Засумках. Сегодня мнеисполнилось сто одиннадцать!

– Ура! Долгих лет жизни! - послышались со всех сторон крики,сопровождаемые топотом под столами. Вот это правильно! Вот это Бильбо молодец!Так и надо! Коротко и ясно!

– Надеюсь, - повысил голос Бильбо, - вы веселитесь так же,как и я.

Оглушительные хлопки. Крики «Да!» (и «Нет»). Шум дудок,свирелей и флейт. Молодежь пустила в ход хлопушки, и обнаружила внутрималенькие, превосходной работы музыкальные инструменты. В дальнем углу юныеТуки и Брендискоки, полагая, что дядюшка Бильбо уже закончил (а чего ещеговорить-то?), составили оркестрик и завели веселенькую танцевальную мелодию.Эверард Тук с Мелиссой Брендискок наладились было сплясать на столе «Прыг-Дрыг»- танец милый, но несколько фривольный.

Но Бильбо еще не кончил. Отобрав дудку у ближайшегохоббитенка, он резко дунул в неё три раза. Шум поутих.

– Я не задержу вас долго, - крикнул он и вызвал гулодобрения. - Я собрал вас вместе для одного дела.

Что-то в его словах, в том, как они были сказаны, произвеловпечатление. Стало еще потише, один-два Тука навострили уши.

– По правде, даже для трех дел. Во-первых, сказать вам, какя люблю вас всех, а сто одиннадцать лет - это слишком мало, когда живешь средитаких славных хоббитов.

Бурный взрыв одобрения.

– Половину из вас я знаю вполовину хуже, чем хотел бы, адругую половину люблю вполовину меньше, чем она того заслуживает.

Пожалуй, сказано было сложновато. Послышалось несколькожидких хлопков, пока остальные прикидывали, надо ли относиться к сказанному какк комплименту.

– Во-вторых, я хотел отпраздновать мой день рождения.

Снова восторг.

– Надо бы сказать: наш день рождения. Сегодня ведь мойплемянник Фродо вступает в совершеннолетие и в права наследования.

Несколько снисходительных хлопков от старших и громкиекрики: «Фродо! Ура старине Фродо!» от молодежи. Дерикуль-Сумниксы угрюмогадали, как понимать слова «вступает в права наследования».

– Нам на двоих - сто сорок четыре, да и вас здесь столькоже: один гросс, можно сказать.

Пожалуй, это была бестактность. Вдруг многие гостисообразили (а Дерикуль-Сумниксы в особенности), что их позвали только дляровного счета, как иногда в ящик с бутылками напихивают всякую ветошь, чтобы незвенело. «Гросс! - послышалось фырканье. - Довольно-таки вульгарно!»

– А еще сегодня годовщина моего прибытия на бочке в Эсгаротна Долгом Озере. Тогда-то я не вдруг и вспомнил о своем дне рождения, не дотого было. Знаете, в пятьдесят один как-то не очень за этим следишь. Но ужинбыл хорош. Помнится, я подхватил тогда жуткий насморк и мог сказать друзьямтолько: «Бде очень бдиядно», теперь у меня нет насморка, и я скажу: - Мне оченьприятно видеть вас на нашем скромном празднике.

Мертвая тишина. Многие чувствовали - от стиха теперь неотвертеться. Эх! Почему бы не кончить говорильню и не дать всем выпить за егоздоровье! Но Бильбо не стал декламировать. Он продолжал Речь.

– В-третьих, и в-последних, я хочу сделать объявление -Последнее слово он произнес таким значительным тоном и так громко, что заставилнапряженно выпрямиться всех, кто к этому времени еще мог сидеть. - Должен ссожалением объявить, что хотя, как я уже сказал, мне маловато ста одиннадцатилет, прожитых в таком приятном обществе, пора заканчивать. Я ухожу. Покидаювас. Сейчас же. Немедленно. Пока!