Теперь Кочины брали дочь, собаку и уходили на речку. Батенин из своего окна (а его дом стоял на расстоянии метров пятидесяти от берега) видел, как взрослые и маленькая девочка носились наперегонки с собакой, валялись в траве. Он видел, как собака, положив лапы на плечи девочке, с благодарностью пыталась лизнуть ей щеку, как девочка, хихикая, надевала на пса шляпку. Собака виляла хвостом и терпела. Кочин иногда принимал участие в этих играх, но чаще всего он все так же корпел над бумагами и рылся в ноутбуке. Татьяна расстилала плед под старым дубом, читала, а потом кормила всех бутербродами. Возвращаясь домой, Кочины, завидев Батениных, улыбались им и приветственно махали руками, словно это лучшие друзья, а не капризные и не всегда справедливые соседи. Соседи же имели напряженно-растерянные лица.

Иногда Аля брала с собой на речку мяч. В эти дни собака, виляя хвостом, бежала впереди и требовательно лаяла. Когда же мяч улетал вдаль, она, прижав уши и расстилаясь по земле, мчалась за ним вдогонку. А потом собака стремглав возвращалась с мячом обратно и прыгала в расставленные Алей руки.

В один из дней Кочины пришли на речку рано. Солнце еще не пекло, а лишь усыпляюще грело. Река была прохладной. Аля потопталась на берегу, пригоршней зачерпнула воды и плеснула на собаку, та, в восторге от предстоящей игры, закружила на месте. Аля подхватила мячик и кинула его вдаль. Пес подпрыгнул и почти полетел над травой. Именно в этот момент раздался противный жужжащий звук, словно срезанная, упала ветка близлежащего куста, а пес шлепнулся в траву, перевернулся на спину и заскулил. Закричала Татьяна, вскрикнула Аля, и, рассыпав все бумаги, уронив ноутбук, вскочил на ноги Кочин. Он кинулся к дочери, повалил в траву и прижал к земле.

– Быстро ложись! В траву, не двигайся! – орал он жене. А сам, пригибаясь, уже бежал к собаке.

Собака была жива и даже не ранена. Она, перепуганная, словно все понимала и, маскируясь, ползла на животе к хозяину.

– Ах ты, моя умница, не бойся, не бойся. Ты целая, здоровая, иди к Але, ей страшно без тебя, – приговаривал Кочин. Он подхватил собаку и, так же пригибаясь, вернулся к дочери. Аля подняла перепачканное лицо:

– Что это? Папа, что это?

– Ничего страшного. Вот, возьми нашего Бублика, он смелый пес, но немного трусишка.

Кочин положил собаку рядом с дочерью.

– Папа, мне муравьи в рот лезут, можно встать уже?

– Нет, нельзя пока!

Олег Петрович уже набирал телефон полиции. Он был готов поклясться, что в открытом окне Батенина он успел заметить сверкнувший прицел оптической винтовки. «Ах ты ж сволочь!» – думал Кочин, пытаясь унять дрожь рук.

Полиция не приехала – она примчалась. Более того, приехала «Скорая помощь», которую никто не вызывал.

– Зачем это? Зачем врачи? Что? Что с Алей?! – спрашивала перепуганная Татьяна, не замечая дочери, которую расспрашивал врач.

Кочин обнял жену, он понял, что она в состоянии шока:

– С Алей все хорошо! И Бублик цел! И мы с тобой живы-здоровы.

– А что же это было?! – Татьяна подняла бледное лицо.

– Это я, дурак, всех перепугал! Померещилось мне что-то, вот и нагнал на всех страху. Еще и в полицию позвонил. Вкатят нам сейчас штраф за ложный вызов. И поделом, не буду пугать людей!

Олег Петрович шутил, успокаивая жену, но глаза выдавали его. Бешеный гнев виделся в них.

– Простите, но я не могу отпустить вас домой, – извиняющимся тоном сказал один из полицейских, – я должен опросить вас.

– Они ничего не видели. Ни жена, ни дочь. Я так запаниковал, что заставил их лечь в траву. Так что давайте я вам все поясню?

– И вы тоже, – развел руками полицейский, – но потом. Сначала ваша жена, потом зададим вопросы дочери.

– Я не видела. Я слышала, – вдруг сказала Татьяна, ее взгляд стал осмысленным, – это как пулька просвистела. Такие звуки в тире бывают. И еще ветка упала.

– Вы это слышали и видели?

– Да, совершенно точно, но я даже не сообразила сначала, потом удивилась. А потом муж закричал, и я его послушалась.

– Это в каком месте было?

Татьяна показала место.

– Между прочим, девочка сказала врачам то же самое. Но она бежала с собакой. Могла ли она в разгар игры заметить такие детали?

Кочин задумался:

– Мы были все рядом. Почти. Аля далеко мяч не может кинуть. И потому, вполне вероятно, она тоже слышала этот звук. Я сразу понял, что это.

Полицейский все тщательно записывал.

– Может, жену и дочь можно отправить домой? – спросил Олег Петрович.

– Да, хорошо. Мы дадим сопровождающего. Он там побудет с ними. А с вами мы поговорим здесь.

Татьяну с Алей отвезли домой. Кочин смотрел, как дочка не выпускала из рук Бублика, и еле сдерживался, чтобы не кинуться в дом Батенина. Олег Петрович был совершенно уверен, что стрелял именно сосед.

– Вы успокоились? Вы уверены, что можете отвечать на вопросы и хорошо помните происходящее? Вы понимаете, жена и дочь могут что-то напутать. Они еще не отошли от испуга. Нам же сейчас надо в точности воспроизвести картину случившегося.

– Хорошо, – отчетливо произнес Кочин, – я все опишу. Я помню все до мгновения. Но хочу сразу предупредить, что я считаю, что это дело рук моего соседа Батенина Егора Дмитриевича.

Полицейский выпрямился:

– Ближайший отсюда дом – это его дом? Там уже работают наши люди. Но вы же понимаете, для такого утверждения нужны веские основания.

И тогда Кочин рассказал всю историю их знакомства и дальнейших отношений.

Разбирательство шло почти год. Да, нашли в доме Батенина пневматическую винтовку с прицелом, нашли даже маленькую пульку на том месте, где играла Аля с собачкой, завели дело, и теперь была очередь за Кочиным. Он должен был предъявить иск, обвинив Батенина. Все это время Олег Петрович делал вид, что соседей не было вообще. Однажды как-то в самый разгар разбирательства в дом Кочиных постучала Людмила Батенина. Олег Петрович дальше порога ее не пустил.

– Прошу, пожалейте мужа, – только и сказала она.

– Не хочу. И не могу. Таких надо наказывать. Злобный жлоб. Урод, этот ваш Батенин. Нравственный урод, – ответил Кочин и закрыл перед соседкой дверь.

В этих словах он выразил всю ненависть к этому ограниченному, тупому в своей настырной злости человеку. Кочин понимал, что Батенину хотелось насолить, заставить их, Кочиных, вести себя так, как принято у него, у Батетина. Батенину плевать хотелось на их привычки, образ жизни. Он не уважал их и постарался подчинить своим правилам. А когда не удалось ни подчинить, ни втянуть в конфликт, он решился на самое гадкое – покалечить того, кто был так дорог их семье, замечательного веселого Бублика.

Кочин не допускал мысли, что покушались на жену и дочь. Это страшный, но поступок. За это расплачиваются по полной. А убить или покалечить собаку на глазах у ребенка… Поднять руку на безответное преданное существо – вот это как раз для таких, как Батенин.