Надо заканчивать с такими длинными внутренними монологами.

«Ладно, – говорю, – ведите меня на собрание».

Вхожу. Ну и угадайте, рядом с кем осталось единственное свободное местечко? Правильно!

Когда Чаран почувствовал, что силы к нему вернулись, он вновь простерся на холодной каменистой насыпи. Странное видение… Какое оно имеет к нему отношение? Еще шаг, и еще раз его распластанное тело прижалось к камням. Еще, еще… Его хватило на полтора часа. Он понял, что не может подняться. Солнце стояло уже высоко. Немного потеплело. Очертания гор стали резче. Чаран завернулся в спальник и лег на спину. Он знал, что будет тяжело, но чтобы так. Однако то, ради чего он приехал сюда, было по-прежнему слишком важно. С этим нельзя было дальше жить. И, значит, он завершит кору. На этой мысли его собственное сознание оставило его, он опять провалился в забытье. На этот раз он отождествился с этой девочкой гораздо сильнее, чем в прошлый. Чаран исчез. Осталась только она.

Абсолютно незнакомый мир и слова, значения которых он не всегда понимал. Поток чужого сознания захлестнул его и понес. Он снова почувствовал, что ему, то есть ей, – лет двенадцать…

Мне лет двенадцать… после школы мы идем в соседние дома собирать макулатуру («Что такое макулатура?» – успел включиться внутренний голос, но тут же Чаран понял, что это старая ненужная бумага, годная к дальнейшей переработке.). Звоним в квартиры, нам иногда открывают и дают связки старых газет и журналов. Мы радостно тащим все это на школьный двор. Наша бумажная куча растет. Она уже гораздо выше, чем у параллельного класса. Мне везет. Мне достаются квартиры с большими запасами старой бумаги. Дети замечают это, и все хотят собирать макулатуру со мной в паре. Когда мы заканчиваем, довольные, кто-то предлагает пойти на соседний чердак, посидеть. Почему-то этот чердак не заперт, и мы там иногда собираемся. Он совершенно сказочный, впрочем, как и многие чердаки на свете. Там уютно и непривычно, пахнет пылью. Нас туда тянет как магнитом.

Но сегодня всем уже пора по домам, и мы идем туда вдвоем с Анной, крупной усатой девочкой, записной отличницей. Мы открываем дверь на чердак, но там уже сидит большая компания мальчишек из параллельного класса. Удивительно, но я вижу их лица и всех их узнаю. Они как-то странно смотрят на меня, и я понимаю, что затевается что-то недоброе. Анна исчезает, и я остаюсь одна. «Это она?» – спрашивает кто-то. «Да», – отвечают ему. Они обступают меня, и кто-то что-то говорит про макулатуру, про соревнование, которое они из-за меня проиграли.

Мне страшно и сладко, на мне узкие брюки, которые врезаются мне в промежность, и это ощущение, болезненное и сладостное одновременно, на время отвлекает меня от угрозы, исходящей от мальчишек. А кольцо вокруг меня неуклонно сужается. Нити напряжения между нами становятся практически осязаемыми. У меня мелькает мысль: «Неужели они меня будут бить?»

Но нет, здесь что-то другое. Они боятся себя и меня. И я ощущаю свою власть над ними. Возбуждение достигает своего предела, и я делаю шаг вперед, надеясь, что они меня пропустят. Но на самом деле этот шаг – провокация. Я хочу, чтобы они меня схватили. И они меня хватают… Их руки неумело и жадно елозят по моему телу, по моей намечающейся груди. Но они избегают дотрагиваться до промежности. А это то, чего я больше всего хочу. Но впившиеся брюки доделывают то, на что они не решаются. Безумное сладостное ощущение пронизывает меня всю. Я на некоторое время выпадаю из реальности и улетаю далеко-далеко… Видимо, на моем лице что-то отражается, возможно гримаса, которая их пугает. И они меня отпускают. И убегают с криком: «Только попробуй расскажи кому-нибудь…» Но мои ноги словно приросли к полу. Я не могу бежать, кричать…

Чаран очнулся. Он абсолютно точно знал, что никогда не пытался насиловать девочек на чердаке. Чего не было – того не было. Но несмотря на усталость, боль во всех мышцах и отсутствие кислорода, у него стояло. Он ощутил эрекцию и понял, что это возбуждение той девчонки, которая ему снова приснилась. Что за напасть… Происходило совершенно не то, чего он ожидал.

Оказалось, что я попала на собрание Русского географического общества. Спонсорами исследований были как раз все небедные желающие приобщиться к тибетским святыням. Разводил нас некто Александр Шульга, 60 лет от роду, которого владельцы «Свободного ветра» представляли нам как всемирно известного путешественника, экстремальщика и автора научных теорий. Мужественное, загорелое лицо, кудрявые почти без седины волосы и камуфляжная одежда, перепоясанная многочисленными кожаными ремнями с навесными мулечками, – его внешний вид, судя по всему, должен был нас убедить в том, что все взаправду, без дураков и обмана, но на самом деле свидетельствовал только об отсутствии крупных жизненных проблем и ответственности. На столе перед ним лежала замечательно потертая кожаная планшетка с картой и маршрутом. Александр водил по ней карандашом и что-то объяснял, а затем раздал нам потрясающей силы программу научной экспедиции «Кайлас».

Когда люди заработали достаточно денег, в какой-то момент им кажется, что они понимают, как все в жизни устроено. А когда все понятно, то становится скучно.

И тогда, ослабевая под натиском экзистенциальной бессмысленности, люди, неважно мужчины или женщины, сдаются и дезертируют в детство, туда, где не было безответных вопросов, а были только азарт и наслаждение. Они завязывают с поисками смысла и просто начинают играть в то, во что не доиграли: в машинки, в лодочки, в самолетики, а некоторые особо продвинутые – в исследования.

Так вот, у нас собрались особо продвинутые, и, видимо, хозяева «Свободного ветра» это хорошо понимали. Потому что составитель программы в свое время явно работал на хозрасчете в советском НИИ. По крайней мере, формулировки были до боли узнаваемые в своей наукообразной бессмысленности.

Есть одно такое место на Кайласе, где только ленивый не отметился, – геопатогенная зона, вогнутые зеркала, искривляющие пространство, замедляющие время, место ритуальной смерти Шивы.

Никто на самом деле не замерял кривизну пространства, да это и невозможно, но звучит-то как заманчиво: «Исследование прохождения лазерного луча вдоль и поперек долины внешней коры, взаимодействия с Кайласом, вогнутыми монументами. После обеда – биолокационные исследования на плато 84 махасиддх». Цитата дословная.

Присутствующие разделились строго на две группы. Первая с горящими глазами слушала разводящего Шуру и жаждала мерить, а вторая считала, что в этом святом месте мерить нельзя, потому как кощунство, и сидела с поджатыми губами, всем своим видом выражая неодобрение.

Я подумала и присоединилась ко второй, потому что бесполезно им втолковывать, что из-за турбулентности воздуха их ошибка измерения будет на порядок больше, чем измеряемые величины, кому, в самом деле, нужно это знать…