— А цвела и поправлялась, — добавила бабушка, — она, оказывается, не потому, что любила, а потому, что носила под сердцем дитя. О чем не догадывалась. Кате ставили диагноз «бесплодие», уверяли, что она без операции не забеременеет, и месячных у нее не бывало очень подолгу.

— Аборта ей не сделали?

— Нет, конечно, все сроки прошли.

— А кто был отцом?

— Быть может, и жених, уехавший в Сочи. Это все быстро произошло — расставание, период беспорядочного совокупления, знакомство с Аскеровым. Катя торопилась жить. Как будто знала, что ей отведено немного лет.

— Она хотела истребить плод, — подключилась мама. — Любыми способами от него избавиться. Думала, если быстренько сделает это, ее борец не узнает. Но утаить беременность не удалось. Узнав о ней, Аскеров оставил мою сестру. Если б ребенок был его, признал бы. Но чужого… На это мало кто решится. Оставшись одна, Катя впала в жуткую депрессию. Она лежала целыми днями, считая, что ее жизнь кончена. Родила в семь месяцев сына. Он был тощенький, почти прозрачный, но длинный и хорошенький. Мы назвали его Григорием.

Это было ожидаемо!

— Значит, я сын шлюхи и неизвестно кого?

— Ты мой сын, — в сердцах воскликнула мама. — Я воспитала тебя. А моя сестра только выносила и родила.

— Сколько мне было, когда она сиганула из окна?

— Около двух месяцев.

— Ее выписали раньше, тебя еще держали в больнице. Катя хотела сбежать, но папа, можно сказать, посадил ее под домашний арест. Он надеялся на то, что, когда сына привезут домой, она начнет кормить его грудью, заботиться о нем, полюбит своего мальчика. Но он ошибся. Все только ухудшилось. Сын Катю раздражал. Она не могла терпеть его плач, не хотела кормить грудью, потому что он якобы кусался, пеленки менять отказывалась, и мы делали это, когда были дома, в наше же отсутствие ты лежал грязный и голодный. Естественно, плакал, но Катя надевала наушники и спокойно слушала музыку. Мы об этом не знали, пока бабушка не пришла домой пораньше и не увидела всей картины. Она решила уволиться с работы, чтобы ухаживать за внуком. Но бросить воспитанников под конец учебного года не могла. Педагогический долг не позволял этого, и она попросила меня взять отпуск. Я так и сделала. И стала нянчить племянника. Когда мой отпуск подходил к концу, я уже не представляла себе жизни без тебя. Поэтому я уволилась, а не бабушка. И сидела с тобой до тех пор, пока ты не пошел в садик.

— Но что Катя? Почему ты ничего о ней не сказала? Как так случилось, что она спрыгнула?

— Мы не знаем точно, специально она это сделала или это был несчастный случай. Склоняемся к последнему. Недалеко от окна (мы жили в другом доме, районе, а после трагедии с Катей переехали) находилась пожарная лестница. Катя, которой все казалось, что она пленница, решила сбежать по ней на волю.

— А она пленницей не была?

— Конечно, нет, — отрицательно покачала головой мама.

— Ты же сама сказала, что дед посадил ее под домашний арест.

— Мы запирали ее дома перед тем, как ты должен был родиться, — произнес дед. — Потом неделю по очереди дежурили, чтобы убедиться в том, что Катя не причинит вреда ребенку. Бабушка учила ее пеленать, мыть, укачивать младенца. Катя все делала неохотно, но с обязанностями справлялась. Тогда ей выдали ключ, чтоб она могла выходить с тобой на прогулку. Но она не делала этого, потому что ребенка надо собрать, а она не желала себя утруждать.

— Мы водили Катю к психиатру, — снова всхлипнула бабушка. — Он поставил диагноз «послеродовая депрессия». Многие мамочки с ней сталкиваются, особенно молодые. Ей прописали какие-то лекарства, но Катя не соблюдала дозировку… Она во всем не знала меры. В день гибели приняла слишком много антидепрессантов. Это обнаружилось при вскрытии.

Григорий сидел некоторое время молча, переваривал услышанное. Затем задал вопрос, на который получил ожидаемый ответ:

— Вы не собирались открывать мне правду?

— Конечно, нет. Иначе не переехали бы из своего района, не уничтожили множество фотографий, не подкорректировали историю нашей семьи…

— И не вели бы себя со мной так идеально? Вы как будто боялись, что во мне рано или поздно проснется матушка?

— Мы любили тебя и давали все, что могли. Как и Кате.

И все трое посмотрели на Гришу честными глазами. Но он почему-то не поверил им…

— А это не вы ее… — ляпнул он, сам не сразу поняв, что озвучил мысль, неожиданно родившуюся в голове.

— Что ты имеешь в виду? — Лицо деда побелело.

Он хотел дойти до конца и сказать: «Убили». Пусть не сами столкнули, но довели до суицида. От паршивых овец обычно избавляются. Но Гриша смог только выдавить:

— Не вы напичкали ее таблетками, в надежде, что Катины мозги встанут на место?

— Мы давали ей их утром и вечером. Но Катя нашла пузырек и выпила целую горсть. Теперь я понимаю, что ее нужно было госпитализировать. Но мы боялись, что в психушке ее залечат.

Гриша кивнул и ушел к себе в комнату. Там рухнул на кровать и закрыл глаза. Хотелось уснуть… или умереть. Лучше первое. Но сон не шел, и Гриша слышал, как шушукаются его родные. Пару раз кто-то из них подходил к двери, заглядывал в комнату. Он лежал лицом к стене и делал вид, что спит. А сам умирал, пусть и не буквально…

Всю жизнь, а это двадцать пять лет, Гриша был окружен ложью. Плавал в ней, как эмбрион в околоутробных водах. Теперь, когда нет больше спасительного пузыря, в котором так уютно, он испугался…

Как ему существовать дальше?

Как раньше, уже не получится. А по-новому страшно. Вроде и мечтал об иной жизни, но одно дело фантазировать на тему кочевой романтики, другое — воплощать мечты в жизнь. А потом он вспомнил о матери. Той, что его родила. Она была смелой, вольной, авантюрной, упрямой (о плохих ее качествах он старался не думать), как сейчас бы сказали, безбашенной, и хоть капля всего этого должна быть в нем.

Утром Гриша отправился на работу. Уволился одним днем — место хлебное, на него претендовали многие. Вернувшись домой, тут же налетел на деда, которому уже сообщили о «заскоке» внука.

— Ты что задумал, Гриша?

— Ничего из ряда вон выходящего. Просто решил попробовать пожить так, как хочется мне, а не вам. — Он прошел к себе в комнату и стал собирать рюкзак.

— И как, интересно?

— Немного попутешествую для начала.

— Ты много где бывал. Мы возили тебя на Кавказ, в Прибалтику, Белоруссию, Болгарию, Турцию, в тур по европейским столицам…

— А я хочу проехать по российской глубинке.

Вещей Гриша взял немного. Зачем лишний груз? У него есть деньги, если что-то придет в негодность, типа трусов, носков, маек, купит новое. Главное, иметь качественные спортивные ботинки, добротные джинсы, непромокаемую куртку с подстежкой. Не помешает легкий спортивный костюм, сандалии, бейсболка — скоро весна, за ней лето. Документы, гитара, старенький плеер, прослуживший верой и правдой больше десяти лет, несколько фотографий. Термос, миска, ложка. Что еще?