Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите. Должно быть, я веду себя нелепо. – Она гордо вздернула подбородок.
– Вовсе нет. – Он силой подавил свои чувства. – С вами так много всего произошло за короткое время. – Он тщательно подбирал слова, чтобы она правильно поняла его. Чтобы она верила ему. – Я сожалею, что заставил вас пережить столько ужасных мгновений.
На миг Халилю показалось, что она поверила. Ее лицо смягчилось, но затем она покачала головой и слезла с его коленей.
– Сожалеете, а все-таки заставили меня пережить все это?
Момент их поразительного единения миновал, и Халиль, наполовину удивленный своей собственной реакцией, почувствовал сожаление.
Елена пыталась угомонить бешеное сердцебиение и утолить боль, которую ей причинило прикосновение Халиля. Она не помнила, когда последний раз ее касались с такой нежностью, говорили с ней так мягко.
«Он твой похититель», – напомнила она себе. Но сейчас он был так невероятно добр с ней.
Когда кто-то заботился о ней, касался ее, пытался понять? Она жила такой одинокой жизнью – сперва единственный ребенок в семье, затем королева-сирота. Единственный человек, которого она подпустила близко к себе, предал ее.
Так и Халиль предаст. По крайней мере, он честно озвучил свои намерения в отношении ее.
Халиль с непроницаемым выражением лица смотрел на Елену. Он глядел на жалкую кучку дров, обломки стула. Слабый огонек, который ей удалось разжечь, погас.
– Ради всего святого, чего вы пытались добиться? Развести сигнальный костер?
Елена не ответила. Ей показалось, что в его голосе прозвучало что-то похожее на восхищение.
– А что, если и так?
– Никогда не видел более жалкого зрелища, – улыбнулся Халиль, мягко поддразнивая ее и приглашая посмеяться вместе.
Елена почувствовала, что улыбается. Это действительно жалкое зрелище. И так здорово было посмеяться над ним, пусть даже с Халилем. Особенно с ним.
– Я знаю. Я уже поняла, что ничего не выйдет. Он слишком маленький. Но я обязана была предпринять хоть что-то.
Халиль с серьезным видом кивнул:
– Понимаю. Знаете, у нас много общего, Елена. Мы оба боремся с тем, что не в силах изменить.
– Мне кажется, сейчас вы снова пытаетесь что-то изменить.
– Да, сейчас – да. Но было время, когда я не мог. Бессильный и злой, я был полон решимости бороться – это хотя бы напоминало мне, что я жив. Что мне есть ради чего двигаться дальше.
– Если вы знаете, что это такое – сражаться за жизнь, как вы можете держать меня здесь?
Секунду, не более, Халиль выглядел растерянным. Затем его лицо снова обрело былую жесткость.
– Мы все-таки не во всем похожи. И потом, вы, может, и узница, Елена, но к вам здесь относятся со всем возможным почтением и любезностью.
– Да разве в этом дело?
– Поверьте мне, – отрезал он холодным тоном. – Это имеет значение.
– А когда вы были узником?
Он долго смотрел на нее, затем отрицательно покачал головой.
– Нам надо вернуться в лагерь.
Елене все же хотелось получить ответ, даже если ей не следует задавать вопросы и много знать. Он понимал ее, как никто, и она хотела разобраться.
– Почему вы пришли за мной?
– Волновался.
– Что я сбегу?
Легкая улыбка осветила его лицо.
– Нет. Боялся, что вы наткнетесь на змею, – и я не ошибся. Они любят греться на солнышке на камнях.
– Вы ведь предупредили меня.
– Ну и что.
Это было так странно. Халиль – похититель. Враг. Но он относился к ней с большей добротой, чем кто-либо другой в ее жизни. И если у него есть законные основания претендовать на трон…
– Не знаю, что и думать, – сказала она. – Не знаю, хочу ли я вообще спрашивать.
– О чем?
– О вашей версии происходящего.
Что-то вспыхнуло в его глазах, что-то, чему она не нашла подходящего названия, но на что отозвалось ее тело.
– Вы не хотите изменить свое мнение.
– Вы не представляете, как много значит для меня этот брак, Халиль.
– Так почему вы не скажете мне об этом?
– А зачем? Вы же не захотите потерять свой трон, чтобы спасти мою корону?
– Вы рискуете ее потерять?
Елена не ответила. Она и так уже сказала слишком много, и последнее, чего она хотела, – это сообщить Халилю, как шатко ее положение на престоле. До сих пор ей удавалось скрыть угрозу, исходящую от Маркоса. Если об этом станет известно всем, это сделает его сильнее. Она представляла заголовки в газетах о юной королеве и глупой ошибке, которую она допустила, доверившись тому, кто, как ей казалось, ее любит.
Больше эта ситуация не повторится.
И уж точно не с Халилем.
И все же в душе Елена отчаянно желала рассказать ему правду, чтобы снять с себя эту ношу, разделить свои переживания, ощутить сочувствие и даже получить совет.
Как было с Паоло?
Какого черта она вообще думает о том, чтобы довериться Халилю? Почему ради него она готова нарушить собственные правила?
«Все дело в том, что он понимает меня», – подумала Елена.
– Как вы и сказали, нам пора вернуться в лагерь, – сказала она и с гордо поднятой головой прошествовала мимо него к тропинке.
В шатре Елена переоделась в сухую одежду. Сейчас она чувствовала себя еще больше загнанной в ловушку, чем раньше. Только в этот раз она сама возвела вокруг себя тюремные стены – в своих мыслях… и в сердце.
Она понимала: трусливо было не узнать точку зрения Халиля на события. Хочет ли она стать женой Азиза, если тот не является шейхом по праву?
Но он должен быть им. Должен! Потому что если это не так…
Елена еще раз напомнила себе, что не выйдет за Азиза. Ведь Халиль, несмотря на проявленную сегодня доброту, по-прежнему собирается держать ее здесь до истечения шести недель. У Азиза вскоре не останется причин жениться на ней – хочет она того или нет.
Елена вспомнила, как Халиль прижимал ее к себе сегодня, и взгляд ее затуманился… Теплые слова, которые он говорил. Прикосновение его руки к ее волосам, когда он гладил ее по голове, его бешеное сердцебиение…
В глубине души Елена чувствовала, что сегодня он был искренним, и это одновременно напугало и обрадовало ее. У нее не было настоящих отношений. Она не знала, что это такое. Елена росла застенчивым ребенком, ее родители почти всегда отсутствовали, ее единственной компанией была няня, а затем гувернантка. Даже если бы она хотела отношений, она не знала, как их завести и правильно выстраивать. Затем Паоло уничтожил ее доверие, разбил ее веру в других людей и, что хуже, ее веру в себя.