капюшон, который под очередным порывом ветра слетает и теперь ее волосы покрываются мелкими дождевыми каплями.

Протираю толстые стекла очков, щурюсь, чтобы лучше разглядеть, но капли на окне мешают. Вижу, что Олег взмахивает руками, но вроде скалится в улыбке, мать просто стоит, наверное, слушает. Внезапно она кидается к нему в объятья, а меня резко начинает тошнить. Бегу в туалет и вырываю все содержимое наружу. Вижу, как в унитазе плавают куски оладушков, окутанные вязкой желтоватой слизью. От запаха отрыгиваю еще несколько осклизлых кусков, полощу рот и, зажимая дрожащей рукой живот, плетусь обратно на кухню. Они все еще стоят, слишком близко, морщусь от спазмов, икаю, пью воду и снова смотрю.

В один момент мать резко толкает его в грудь и отскакивает назад, Олег пошатывается, снова скалится, а потом тыльной стороной руки бьет ее по лицу. Она падает и хватается за щеку, ползет назад, выставляя руку вперед, желая защититься. Несколько прохожих под зонтами разворачиваются на месте и спешат в другую сторону, вероятно, боясь попасть под раздачу. Я замираю, голова пустая, только стук сердца взрывает сгустившуюся вокруг меня тишину. Олег подходит ближе, жестикулирует и вновь, теперь уже кулаком, бьет мою мать.

Я срываюсь с места и несусь на улицу, не одеваюсь, не обуваюсь, выскакиваю в носках, футболке и потрепанных штанах, ледяной ветер врывается в лицо, жмурюсь от мороси, но продолжаю идти к размытым фигурам.

— Олег, сволочь! — кричу не своим голосом, — я полицию вызвал!

Слышу грубый смех, протираю очки и вижу, что тот хохочет, знает, что я лгу. Дергается ко мне, но я отскакиваю и поскальзываюсь, падаю навзничь и ползу. Он нависает надо мной и замахивается, чтобы ударить так же, как маму, но я внезапно нащупываю рукой железный прут и, не думая, всаживаю его ему в бедро. Олег отшатывается и хватается за ногу, я же кое-как поднимаюсь, подтаскиваю маму и, придерживая за ее за трясущиеся плечи, веду к подъезду. Сзади раздается рычание, поэтому ускоряюсь, толкаю маму в подъезд и, прежде чем Олег откинет меня назад, захлопываю дверь.

— Ах ты, щенок! — разражается он басом, а я снова валяюсь на асфальте, одна рука погружена в лужу, и между пальцев проскальзывают мелкие камушки с песком, — какое право ты имеешь вмешиваться? Не твое дело, сволоченыш! Шлюхино отродье!

Молюсь, что мама догадается реально вызвать полицию, но внезапно слышу из окна ее дрожащий голос.

— Олеженька, не трогай сына. Я все отдам, как договаривались. Ты можешь приходить сюда, когда угодно, только не бей его!

Выдох застревает у меня в горле, и я в отчаянье хватаюсь за шею. Его хохот звучит эхом у меня в голове, не слышу, о чем они еще говорят, кое-как поднимаюсь, оглядываюсь, но ничего не вижу, серость размывается пятнами, образы смешиваются и наслаиваются друг на друга. Кашляю и вдыхаю со свистом, понимаю, что очки уже не на мне, озираюсь, падаю на четвереньки и шарю по лужам в поисках так нужных мне сейчас стёкол.

Хлопок подъездной двери, она его впустила. Бью грязную воду ладонями и сдавленно мычу. Очки оказались на ступеньке перед подъездом, чудом уцелели, поэтому протираю их краем футболки и цепляю на нос. Тело дрожит от холода, но я не иду домой, а бреду по грязи, топя носки в мутной землистой воде. Через пятнадцать минут дергаю шершавую ручку и вваливаюсь в отделение, резко осознавая, насколько сильно замерз. Тут же ко мне подскакивают двое в форме, и сперва что-то кричат, но я бубню одни и те же слова, пяля взглядом в плитку под ногами, которая словно усыпала шоколадной крошкой.

— Он напал на мать, я ее защищал, но теперь он дома, он может ее убить, помогите, — язык плохо ворочается от холода, пальцы не сгибаются, и я прячу их в подмышки, содрогаясь всем телом.

Полицейские ведут меня в кабинет, несмотря на то, что я умоляю их отправиться ко мне домой. Говорят, что нужно написать заявление, и только потом они поедут по адресу.

Сижу на черном стуле, ноги дергаются, не могу остановить это. Пишу корявым почерком слова под диктовку, а с волос на бумагу падают бурые капли и размывают чернила. Диктует полная женщина с мягким вкрадчивым голосом, временами жалостливо вздыхая, наверное, из-за моего жалкого вида.

— Это он тебя порезал? — спрашивает она, а я резко скидываю руку со стола, хотя прятать уже бессмысленно.

— Нет, я сам, — бормочу, и добавляю, — случайно.

Пишу дальше, не вдумываясь, ставлю дату и подпись, а после они меня отпускают, когда я их уверяю, что доберусь сам. Не понимаю, почему отказался ехать с полицейскими, но плетусь к дому, не замечая, как носки черпают грязную воду, а ветер обдувает мокрую одежду и волосы. У подъезда вижу размытые следы крови, снова тошнит, но сдерживаюсь, зажимая ладонью рот. Кто-то открывает дверь, и я прошмыгиваю в подъезд, но домой идти не решаюсь, сажусь на ступени и начинаю рыдать. Всхлипываю, дыхание прерывается, сбивается, в груди тянет, заставляя вырывать отчаяние со стонами и криками.

Сижу так долго, что ноги затекают, а потом начинают гудеть и покалывать при каждом движении. Слышу разговоры за подъездной дверью, понимаю, что полицейские пришли, поэтому кидаюсь к двери, впускаю их внутрь, испугавшись, что секунда промедления, и они могут опоздать.

— Квартира? — сухо спрашивает один из полицейских.

— Пять, — быстро отвечаю и иду следом.

Мы заходим домой, я веду их по коридору и сворачиваю налево, к комнате матери.

Она сидит на краю кровати, Олег рядом, на ее лице улыбка.

— Ваш сын написал заявление, что этот мужчина вас избил, — механически проговаривает высокий полицейский, а тот, что ниже, продолжает молчать, окидывая комнату брезгливым взглядом.

— Нет, нет, что вы, — с натянутой улыбкой щебечет мать, а я непроизвольно открываю рот, — я упала и ударилась лицом. Сын просто не принимает моего нового мужчину после смерти мужа. По отцу скучает.

Я резко откидываюсь к стене и сглатываю. Мгновенно думаю, куда можно сбежать. Не собираюсь жить с Олегом, лучше пойду на вокзал и там на лавке переночую. Высокий продолжает расспрашивать мать и ее друга, низкий, достав планшетку с листком сероватого цвета, что-то быстро пишет.

Беззвучно ухожу в свою комнату, переодеваюсь, нахожу старенький рюкзак и складываю туда телефон, наушники и плеер, подаренный отцом на день рождения, прямо перед его смертью. Также складываю пакет с печеньем и блокнотом. Невзирая на полицейских, мать и Олега, обуваюсь, накидываю на себя куртку, из среднего ящика комода достаю конверт с