Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Благо тираж листка десять тысяч, если издатели не врут.
— Это бесплатная газета? — спросила я шофера, прервав его взволнованное описание картины боев на далеком африканском континенте.
Тот с удивлением посмотрел на меня.
— А разве такое бывает?
— Встречается. Значит, ее можно купить?
— Конечно. В любом киоске. Если не продали по дешевке на кульки для семечек, — насмешливо ответил водила.
Глеб Богданович Устинов, формальный супруг едва ли не самой богатой женщины города, жил на третьем этаже обшарпанной четырехэтажной постройки красно-коричневого цвета.
Здание начинало ветшать и потихоньку покрываться мелкими трещинами, словно старинное полотно.
Но реставрировать его явно не собирались.
— Ага, все дома, — констатировал Устинов, отперев дверь с одного оборота вместо ожидаемых двух. — Милости прошу.
Из кухни слышался звук передвигаемой посуды.
Потянуло вкусным запахом чего-то печеного.
— Кто же у вас готовит? — спросила я, сбрасывая туфли.
— Лера, Серегина супруга, — с готовностью сообщил Устинов. — Да вы ее сейчас увидите!
Я решила не торопиться и для начала быстро привести себя в порядок.
Когда я мыла руки в раковине совмещенного санузла, периферийное зрение вдруг подало мне тревожный сигнал.
Из мусорного ведра торчал уголок бумаги, со смазанными буквами.
Это была страница того самого рекламного листка, который я читала в «Жигулях» по дороге сюда.
Я немедленно выудила его из мусора и нашла недостающий кусочек.
Прочитав объявление, я задумчиво свернула клочок бумаги пополам и спрятала в карман.
Снова отмывая руки, — газета оказалась в чем-то липком и вонючем, — кажется, в засахаренном варенье, — я старалась понять, что мог означать текст «Все для вас» и номер телефона.
Да что угодно!
К примеру, местный массажный салон.
А что, разве обитатели райцентра не люди?
И не любят «массаж»?
Я погасила в туалете свет и прошла на кухню.
Впрочем, для этого мне понадобилось всего два шага — настолько крохотным был коридор.
— Здравствуйте-здравствуйте, — с любопытством посмотрела на меня молодая женщина с веселыми голубыми глазами. — А Глеб мне все про вас рассказал.
— Неужели все? — притворно ужаснулась я.
— Калерия, — представилась девушка, зажав половник под мышкой и протягивая мне руку. — Можно просто Лера. А это — Сережа, мой муж.
Устинов-младший в это время откусил большой кусок пеклеванного хлеба и яростно двигал челюстями.
Он ограничился очень невнятным бурчанием.
Очевидно, Устинов-младший не испытывал особой радости от знакомства со мной.
Впрочем, его можно было понять.
— Прошу к столу! — предложила Калерия.
Я втянула ноздрями обворожительный запах щей и прикрыла глаза от удовольствия.
Странно, я совсем не вспоминала о том, что завтракала несколько часов назад…
Да-да, еще в столовой дома отдыха.
Вкушала пережаренный омлет с вареньем.
А потом собиралась дочитывать очередной том Картера Брауна.
И совсем не предполагала, что мне предстоит снова взяться за свои обязанности частного детектива.
Я уже придвинула к столу табурет, намереваясь вкусно пообедать, как вдруг…
В дверь раздался звонок.
Лера удивленно посмотрела на свекра.
— Глеб, наверное, это к тебе.
Устинов с ужасом посмотрел на нее.
Я поняла, что он опасается близкого ареста.
— Может, с фирмы? Сказать, что зарплату дают? — с надеждой предположила Калерия.
— Точно! — подскочил на табуретке Устинов.
Он бросился в коридор, радостно потирая руки.
Заскрежетал замок.
Сначала до меня донесся удивленный возглас Глеба Богдановича:
— Ты?!
А потом пронзительный женский голос:
— На том свете лучше…
Сергей поперхнулся и закашлялся до судорог.
Калерия бросила половник, ахнула и принялась безжалостно молотить его по спине.
Младший Устинов отчаянно замахал руками и закашлялся еще сильнее.
Расплевывая по сторонам крошки и бормоча извинения, он выбежал из кухни.
— На том свете лучше, чем в этом городе летом! — донеслось до меня из коридора.
— Это наша двоюpодная тетя, — пояснила мне Калерия.
Она налила в тарелку свекра половник щей и прислушалась к разговору в коридоре.
— Приехала с Украины, — пояснила Лера. — Так неожиданно… Даже не предупредила… Обычно она навещает нас осенью.
«Двоюpодная сестра мужа покойной!» — мгновенно мелькнула у меня мысль.
А ведь не исключено, что она примчалась сюда в связи со смертью Раисы Устиновой.
В кухню вплыла дородная и величественная женщина, похожая на Людмилу Зыкину.
— Дремлюга Анна Андреевна, — представилась она, поправив съехавший набок накладной шиньон.
Я протянула ей руку и назвала себя.
Но гостья уже повернулась к Лере и, недоверчиво улыбнувшись ей, склонилась над тарелкой со щами.
Понюхав ее содержимое, Дремлюга сморщилась.
Она снова посмотрела на Калерию, но уже с укоризной, и воскликнула, воздев руки к низкому потолку:
— И этим ты кормишь моего брата!
Анна Андреевна схватила за плечо смущенного Глеба Богдановича и слегка тряхнула его.
— Знаете что, дорогая тетушка, — мгновенно потеряла терпение Калерия, — лучше, если вы не будете делать мне замечания.
Девушка воинственно уперла руки в бока и приготовилась достойно отразить неизбежное нападение украинской родственницы.
— Нет, буду! — торжественно провозгласила Дремлюга. — Я не могу молчать, когда…
Воспользовавшись заминкой, я выскользнула из кухни и прошмыгнула в небольшую гостиную.
Ее обстановка наверняка казалась очень даже неплохой и уютной лет двадцать тому назад.
«И как они все здесь размещаются?» — подумала я.
Раиса Устинова, наверное, могла бы обеспечить более сносные условия проживания своей родне.
И родня это прекрасно понимала.
Или сын для нее ничего не значил?