Вот вам и принц на белом коне.

— Извини, помыть не успел, — Ярослав — сама любезность — открыл передо мной переднюю пассажирскую дверь. — С утра по объектам мотался, а вчера ж в ночь дождь был.

— На какие жертвы только не приходится идти… — пробормотала я, садясь в машину. Теперь мне было совершенно ясно, что я не просто насолила Виолетте. Я отняла у нее такой вкусный и лакомый кусок, что удивительно даже, как дело ограничилось лишь собачьим дерьмом под дверью. Могли бы вообще убить.

— Имей в виду, убираться и готовить не буду! — я возилась с ремнём безопасности и попутно боролась с мыслью — не пристегиваться, выйти из машины, забрать сумку с вещами — и дать деру. В деревню, к тетке, в глушь.

— Да бог с тобой, — Ярослав сосредоточенно смотрел в зеркало заднего вида, разворачивая машину. — Убираться два раза в неделю тетя Стеша приходит, а с готовкой… Для таких криворуких, как мы с тобой, добрые люди придумали супермаркеты и доставку еды на дом. — Джип, наконец, встал мордой на выезд из двора. Огарев повернулся ко мне и улыбнулся. — Не боись, малиновая, не пропадем.

В этот раз я проснулась от того, что кто-то орал. Не рядом, но разбудил. Я открыла глаза и долго созерцала белый потолок с матовым круглым светильником посредине. Не мой потолок. И люстра не моя.

Я села. Это огаревская квартира, огаревская спальня, огаревская кровать и это он сам где-то в недрах своей жилплощади орет на кого-то матом. Надеюсь, что по телефону.

Накануне, надо сказать честно, хоромы Огарёва произвели на меня практически неизгладимое впечатление. Особенно после моей-то скромной однешки, доставшейся по наследству от матери и переделанной в полторашку — по меткому выражению Фени, то есть, из кухни сделали спальню, а саму кухню вынесли в комнату.

А у Огарёва — хоромы. Гостиная, со стеклянной стеной, за которой — кухня. Спальня с огромным, простите за прямоту, траходромом. И кабинетом, наличие в котором игрового кресла, огромных наушников и очков виртуальной реальности как-то заставило сомневаться в том, что кабинет — только рабочий. Но мне до этого дела особого нет. А так — все стильно, модно, молодёжно.

Огарев по доброте душевной выделил мне не просто полочку — целую секцию в огромном стенном шкафу. Заодно показал, где лежат полотенца, постельное белье, туалетная бумага, зубная паста и прочие полезные вещи. Просто как при заселении в гостиницу. Тапочек, правда, не выдали.

А повели пить чай. Предварительно включив телевизор. А у меня на него аллергия.

— Ты без телевизора не можешь? — я поморщилась на появившегося на экране ведущего какого-то идиотского шоу. Прайм-тайм, самый апофеоз маразма.

— Не могу, — признался Ярослав, наливая кипяток по чашкам. Прямо везет мне на хозяйственных мужиков. Я провела рукой по поверхности стола. Темная, почти черная. — Мне надо, чтобы что-то бормотало.

От интонаций ведущего у меня практически заныли зубы.

— Давай, я буду бормотать, а?

Огарев обернулся, посмотрел на меня внимательно — и потянулся за пультом. Наступила благословенная тишина. И из поставленной передо мной чашки пахло вкусно, хоть и заварено из пакетика. Да кого я обманываю? Сама такая же. А Ярик — так тот мог и дважды один пакетик…

— Ну? — прервал мои воспоминания о бывшем Огарёв, устраиваясь напортив. — Бормочи.

— Про что? — обреченно вздохнула я.

— Ну, например, про то, кем ты работаешь? А то я про свою ненаглядную ничего не знаю. А, кстати! Контент же надо запилить! — Огарёв шустро переметнулся на мою сторону стола, приобнял меня за плечи, навел на нас телефон. Я даже глазом моргнуть не успела, как все было кончено. Огарёв, вернулся на свое место, не отрывая взгляда от телефона, и буквально через пару секунд торжественно провозгласил: — Ну вот, готово!

На протянутом мне гаджете красовались мы с Ярославом на фоне заката в окне, с красивыми чашками на столе. Подпись под фото гласило: «Вечерний чай с моей красой ненаглядной».

Я шумно выдохнула. Огарёв безмятежно отхлебнул чаю.

- А разрешения моего спросить?!

— Твое присутствие здесь не канает за разрешение? — Огарёв даже бровью не повел. — Не дуйся, ты же хорошо вышла.

Тут не поспоришь. Видимо, камера на телефоне Ярослава была с очень умным ИИ, потому что смотрелись мы на фото вполне ничего… То есть, Огарёв — конский красавчик, это сразу понятно было, что парень фотогеничный, а вот я — не хуже его получилась на снимке, что удивительно. Обычно на фото я получаюсь идиотка идиоткой. Удачные кадры бывают редко, но сегодня вышел именно такой случай. И даже цвет волос удачно гармонировал с закатом за спиной.

— Так чем ты занимаешься, краса моя ненаглядная? — Ярослав проигнорировал мои нахмуренные брови.

Я отпила чай. Он остыл до приемлемой температуры и, оказалось, не только пах вкусно. На вкус — тоже очень. Какой-то травяной и цветом — как закат и мои волосы. Пригубила разом половину чашку и поведала Огареву о роде своих занятий. Надо сказать, он произвел на Ярослава впечатление. Но не сразу.

А сначала он повторил по слогам.

— Шу-га-ринг? Это че за хрень? Шугар — сахар, вроде? Ты кондитер, да? Вот повезло, я сладкое жуть как люблю!

Я, медленно прихлёбывая чай, произнесла краткую, но емкую лекцию о том, что такое есть шугаринг. При этом я завладела вниманием Огарёва целиком и полностью. Он даже с минуту молчал, переваривая услышанное. А потом выдал реакцию. Чисто в своем конском стиле.

— Значит, девочкам красивые писечки делаешь?

Мне осталось только закатить глаза. Кто про что…

— Ну, во-первых, не только писечки, но и другие части тела…

Огарев закивал, довольно улыбаясь. Другие части тела его, судя по реакции, не слишком интересовали. А я продолжила.

— А во-вторых, не только девочкам.

А тут Огарёв поперхнулся чаем. И мне пришлось хлопать его по спине, подавать бумажные полотенца и вообще — вдруг почувствовать себя хозяйкой на этой модной огромной кухне.

— В смысле — не только девочкам?! — прохрипел Огарёв, вытирая стол от капель чая.

— Ну, у меня есть, например, клиент — Богдан. Весь из себя гладенький, как попка младенца. Везде. И на попке тоже, кстати.

Огарев смотрел на меня ошарашенно. И с опаской. Так, наверное, смотрели бы люди из каменного века, покажи им зажигалку.

— В смысле? — переспросил опасливо. — Везде гладкий?

— Везде — это значит везде, кроме головы.

Огарев завис. Видимо, пытался представить. Потом вдруг опустил глаза и уставился на свой пах. Наверное, пытался представить это уже на себе. Я воспользовалась паузой и налила нам еще по чашке чаю. Мне нравилась эта кухня и нравилось хозяйничать на ней. Есть где развернуться.