— У него что-то случилось! Он не говорит со мной. Весь разговор сводит каким-то глупостям — передумал, оплатил, ребенка все равно не будет, ко мне какие претензии? А мне как в глаза Гале смотреть? Дочке ее? Кого я воспитала, если он со свадьбы исчез без объяснений?! Там нечисто что-то, Миш. Поговори с ним. Как мужчина с мужчиной. Что-то его гложет, явно. Не мог мой мальчик просто так, на пустом месте, так поступить.

— Хорошо, — кивнул Михаил Константинович. — Поговорю. Завтра же, — вздохнул, покосился снова на плиту. — Матушка, покорми, а? Маковой росинки после завтрака во рту не было.

— Угробит тебя этот твой завод, — вздохнула Наталья Ивановна, вставая. — Иди, руки мой. Я пока тут уберу и стол накрою. — Нагнулась за половником и себе под нос пробормотала: — Хорошо, что Ярослав в металлургию не пошел, будь она не ладна.

***

— Михаил Константинович, я вам точно больше не нужен?

— Точно! — отмахнулся от водителя Огарев-старший. — Езжай, меня сын подберёт, вон его машина.

- А завтра…

— Завтра как обычно!

Михаил Константинович Огарев смотрел вслед отъезжающей служебной машине. А потом перевел взгляд на здание почти достроенной заправки.

Как вчера Наташа сказала? Думала, что он не слышит. «Хорошо, что Ярослав в металлургию не пошел». А Михаил иначе рассуждал. Хорошо, что филологом не стал. Огарев усмехнулся, вспомнив, как жена трагическим голосом восклицала: «Господи, ну в кого он такой безграмотный!», на три раза перепроверяя и исправляя сочинения сына. За которые он все равно больше тройки никогда не получал. «Ни намека на врожденную грамотность!» — сокрушалась кандидат филологических наук Наталья Ивановна Огарева. А у мальчика просто технический склад ума. Да, не пошел в металлурги. Но в политех же поступил! Окончил автодор, а нашел себя вон в чем.

Ярославу тридцать один, а у него уже своя собственная фирма. Заправки строит. А что — дело нужное, дело важное, без заправок в нынешнее время никуда. Правда, постоянно в разъездах, дома не сидит, но это понятно — заправки-то большей частью не в городе, а вдоль трасс. Это сейчас Огарёв-старший чудом застал Огарёва-младшего на объекте в пригороде. И Михаил Константинович направился к зданию.

Сквозь приоткрытую дверь слышались голоса. Сильнее всего слышно было голос его собственного сына. Хорошо, что Наташа не слышит, как ее мальчик умеет выражаться. Это врожденной грамотности у него нет. А врожденное умение материться — имеется.

Дверь распахнулась и, щурясь на солнце, на пороге появился Ярослав — всклокоченный и красный. Увидев отца, он остановился, словно налетев на невидимую стену.

— О, батя…

Тряхнул головой и быстрым шагом направился к отцу. По привычке протянул руку как для делового рукопожатия, потом рассмеялся. И шагнул в отцовы объятья.

— На кого серчаешь? — отец кивнул в сторону здания, из которого вышел сын.

— Да на работничков своих, на кого же еще, — поморщился Ярослав. — Уж и не знаю, что хуже — трудолюбивые как муравьи гости из Средней Азии, которые фазу и ноль путают, или наши, которые про все фазу знают, но делают все только из-под палки.

— Это задачка, — согласно кивнул Михаил Константинович. — Лучше всего, наверное, китайцы.

— Но лучше без них, — хохотнул Огарев-младший и заснул телефон, который держал в руке, в карман куртки. — А ты какими судьбами тут, отче?

— Да так, проезжал мимо, решил заскочить.

— Да? — сын недоверчиво оглядел невзрачные домки частного сектора и виднеющиеся неподалеку трубы ТЭЦ. — Завод же вроде в противоположной стороне?

— Ну так… вот… — Михаил Константинович замялся.

— Ясно, — выдохнул Огарёв-младший. — Мама прислала для перевоспитания непутёвого сына

— Совсем не для перевоспитания! — не согласился Огарев-старший. — Толку тебя воспитывать, поздно уже. А поговорить — надо, — добавил твердо.

— Вы часом разводиться не собрались? — подозрительно уставился на отца сын.

— Тьфу на тебя! — вытаращился на сына Михаил Константинович. — Тебе напомнить, сколько нам лет? Какой к чертям собачим развод?!

— Да мода такая пошла… — буркнул Ярослав. — Ну я рад, если не так. Где говорить будем?

— Думал, ты меня в гости пригласишь.

— Это можно, — обрадовался Ярослав. А потом замер, не дойдя пару метров до машины. — А может, нам пивка дерябнуть, а, Михаил Константинович?

— Это можно, — синхронно ответил Огарёв-старший. — Поддерживаю. Но только по чуть-чуть, ты же помнишь, что мне много нельзя.

— Так кто про много говорит? — Ярослав открыл дверь машины. — По паре бокалов. Я же помню, что ты единственный в своем роде непьющий металлург.

И под дружных смех мужчин Огарёвых белый джип тронулся с места.

***

— Ты прости меня, Славка, если чего не так… — Огарев старший пригубил второй бокал и блаженно зажмурил глаза. Спиртное оказывало на него очень сильное действие, именно поэтому Михаил Огарёв почти не пил. Плюс еще и язва. Но пару бокалов он себе твердо разрешил, и если первый ушел как в песок, то со вторым он решил растянуть удовольствие.

— Что я тебе простить должен? — сын, закатав рукава рубашки, деловито раскладывал на столе закуски. Хозяйственный, весь в мать. Михаил Константинович смаковал маленькими глотками ледяное пиво и любовался сыном. Лучшее от обоих родителей взял. Огаревскую крепкую стать и Наташину красоту — на лицо парень яркий, от девок отбою лет с шестнадцати не было. А вот жил до недавних пор один. Да и со свадьбой как-то вышло… нехорошо. Как бы на эту тему разговор-то перевести? Но думалось после пива не очень.

— Ну если я чего в воспитании твоем… это… ну… упустил.

Ярослав с веселым изумлением посмотрел на отца. Даже кальмара сушеного отложил. А потом заговорил.

— Мне как-то один человек — бухгалтерша моя, кстати — одну умную вещь сказала. Что есть единственная воспитательная система, которая стопроцентно работает. Называется — личным примером. Так ты мне этим самым личным примером все показал, батя. Как надо жить, что делать можно, а что — нельзя. Я все прекрасно понял. А что с лишними нотациями не лез — так за это тебе отдельное сыновнее спасибо.

Михаил Константинович довольно крякнул, пригубил еще пива и блаженно зажмурился. А потом сообразил, что в исполнении поставленной задачи он так и не продвинулся.

— Славка…

— Ась? — сын вернулся к прерванному занятию и увлеченно грыз крупными белыми зубами сушеного кальмара.

— А что все ж таки со свадьбой-то было, а?

Ярослав вздохнул. И снова отложил так и недогрызенного кальмара. Почесал коротко стриженый затылок. И неожиданно перевел тему.

— Пап, а ты маму любишь?

— А как иначе-то? — Огарёв-старший едва пивом не поперхнулся.