— А как вы познакомились?

— Как-как… — мечтательно вздохнул Михаил Константинович. То, что сын ушел от ответа на вопрос, его странным образом нисколько не задело. — В студенческой компании познакомились. Я влюбился намертво, от красоты ее задыхался, двух слов связать не мог. Да и что я ей мог сказать, с политеха-то? В голове один термех да сопромат. Не поверишь — полгода страдал молча. А потом не выдержал. Как в той песне — галстук новый купил и пошел объясняться. Стихи выучил про любовь, три штуки аж. Она же с филологического, стихи должна любить — я так рассуждал. А у самого сердце в пятках, язык к нёбу прилип. Ну, кое-как одно прочел, половину слов позабывал, запинался. Молчит Татка моя. Голову рукой подперла и молчит. Миша, — говорит потом, — ты сколько стихов выучил? Три, — говорю я. А она…

— Что — она? — поторопил отца Ярослав.

— А она говорит — нет, три я не выдержу. И поцеловала.

— А дальше?!

— А дальше ты маленький еще, чтобы тебе рассказывать, — усмехнулся отец. — Ну так и что там со свадьбой?

— А мне, бать… — Ярослав стал медленно распускать кальмара на полоски. — Мне стихов никому учить не хочется. Не любил я ее. Совсем. Как морок какой-то, сам не пойму, как я дал себя во все втянуть. Мама со своим нытьем про внуков, да и Виолетта вроде ничего так, симпатичная, в постели…. Ну… гхм… стихи тоже любит. И черт его знает как…. — Ярослав развел руки. — А потом, знаешь, как пелена с глаз пала. Стою, как идиот, какие-то коленца выделываю, мать ее меня потными руками за шею обнимает, кто-то сверху какие-то ленты привязывает, будь я лошадь свадебная. И все. Перемкнуло что-то, я в лифт и…

— А куда делся-то потом? — проявил инженерное любопытство Огарев-старший.

— Не поверишь, — хохотнул Ярослав. — Мир не без добрых людей. Соседи приютили.

— Н-да-а-а, — многозначительно произнес Михаил Константинович. Может быть, это неправильно — особенно в свете негодования супруги — но сына он понял. И упрекать его не мог при всем желании. А вместо этого вдруг усмехнулся. — Может и хорошо, что не женился. Сватья моя несостоявшаяся свои напором даже меня пугала.

Ярослав передёрнул плечами.

— Ой, не напоминай! Они до сих пор не могут успокоиться.

— Чего?!

— Да названивают обе, и Виолетта, и мамаша ее — «Ярослав, что случилось, Ярослав, давай поговорим и все обсудим».

— Помощь нужна? — обеспокоенно спросил Огарёв-старший. О том, что он должен был занять совсем иную позицию по данному вопросу, он благополучно забыл.

— Справлюсь, — беспечно отмахнулся Огарёв-младший. — Ты давай-ка лучше закусывай, язвенник.

Отец стал закусывать, а Ярослав отправился на балкон — покурить. Там его настигло сообщение от матери.

Мама: Ярослав, отец с тобой?

Сын: Так точно.

Мама: Выпиваете?

Сын: И откуда ты все знаешь?

Мама: У меня чуйка! Ты помнишь, что ему нельзя?

Сын: Помню. Я слежу. Два бокала пива и спать положу.

Мама: У себя?!

Сын: Ага. Ты сегодня свободная женщина. Пригласи подружек, устройте шабаш.

Мама: Ярослав…

Сын: Да, мамуль?

Мама: За желудок отца отвечаешь головой!

Сын: Отвечаю.

Отца Ярослав уложил спать на своей кровати, сам устроился на диване. Не мог отчего-то заснуть долго. Неудобно. Непривычно. Думал. Он сказал отцу, что сам справится. Но пока в этой идиотской пост-свадебной нелепице он вяз.

Весь ужас постигшего меня… нет, даже не несчастья… катастрофы, так точнее! — я осознала через день. Когда, придя с работы, обнаружила, что дверную ручку мне намазали дерьмом. То есть, обнаружила я это не сразу — а когда за ручку взялась. Что это дерьмо — когда поднесла руку к лицу. То, что надо, после тяжелого рабочего дня, вы понимаете? И вместо душа и ужина, лежа на диване, я оттирала руки, ручку и дверь — ей тоже немного досталось.

Потом даже сил не было на ужин. Да и аппетита после возни с дерьмом — тоже. Ну и ладно, авось таки схудну. А то у меня весь корм — в коня, то бишь в Тоню. В общем, вместо ужина я курила на балконе и вслух сама с собой возмущалась. Потом позвонила Феня, напомнить, что мне завтра на окрас моей красной шевелюры. После чего Фене пришлось выслушивать мои стенания по поводу воспитания современной школоты. Феня мне посочувствовала. Полегчало. И даже аппетит проснулся, и пошла шуршать в холодильник, смотреть, что бог послал. А то вдруг жопа похудеет. А без жопы Тоня Карманова — ну совсем не то.

Через день выяснились две вещи. Во-первых, система воспитания современной школоты не при чем. Во-вторых, дерьмо собачье. Точнее, дерьмо тире собачье. Ибо теперь оно было навалено у порога. А на самой двери красной баллонной краской начертаны были письмена огненные. Точнее, одно… письмено. ШЛЮХА.

В общем, я снова вместо ужина убирала дерьмо — в этот раз получилось быстрее, оно же не было размазано. А вот с надписью пришлось повозиться. Хорошо, что в ванной нашлась оставшаяся с годичной давности ремонта бутылка с уайтспиритом. Надышавшись растворителя, но так и не оттерев до конца краску — теперь моя дверь выглядела так, словно на ней кого-то убивали, вся в красных разводах — я мрачно курила на балконе. И пыталась как-то уложить в голове тот факт, что люди, которых я знаю практически всю жизнь, способны на такие… поступки. Ситуацию усугубляло то, что вины моей не было совершенно никакой. Прямо классика жанра — «Не виноватая я, он сам пришел!» Но шанс все толком объяснить я упустила, теперь слушать меня однозначно не станут. Соседи вышли на тропу войны. Кроме шуток, ничего хорошего в этом нет. Но когда я представила, как тетя Галя или Виолетка ползают по земле, добывая собачье дерьмо, мне стало смешно.

На следующий день смеяться мне расхотелось. Потому что мне в замок напихали, как позже выяснилось, спичек. Выяснили это сотрудники службы спасения, которых мне пришлось вызвать, когда я не смогла открыть замок. Парни довольно быстро и умело справились с абсолютно невыполнимой на мой взгляд задачей — просто выжгли спички из замка с помощи какой-то железной раскаленной фиговины. Замок при этом не пострадал. Парни посмеялась, посетовали, кому же насолила такая красивая девушка, взяли деньги и отбыли дальше по своим спасательным делам. Да уж, девушка красивая от слова «красная». Волосы свежепокрашены, морда от натуги и злости красная.

Нет, думала я уже перед сном, это не может продолжаться долго. Они же взрослые люди, и этот детский сад им надоест.

А через день в моем многострадальном замке была уже жвачка, а перед дверью — гора шелухи от семечек высотой почти мне до колена. Вот вам и детский сад. Вот вам и «надоест».