Без помех добрались они до Киева и поступилина двор воеводы, пана Константина Острожского, где имелось большое конскоехозяйство и как раз до зарезу нужны были конюхи. Варлааму с непривычкитрудиться было маетно, ну а брат Григорий чувствовал себя как рыба в воде.Варлаам вскоре на конюшне соскучился и засобирался идти дальше, тем паче чтонесколько злотых припасти удалось (платили у воеводы щедро, беда лишь, чтоработать приходилось до седьмого пота). И вот тут-то Григорий сызнова удивилспутника, ибо сообщил, что ни в какой Иерусалим идти не намерен и вообще болеесебя монахом не считает, а желал бы пробраться в Польшу. Для начала он уйдет вГощу, попытается пристроиться при дворе пана Гойского, а когда наберетсянавыков, необходимых природному шляхтичу, рискнет пробраться в Брачин, ко дворуАдама Вишневецкого, на помощь которого сильно рассчитывает.

– В своем ли ты уме? – спросилизумленный до заикания Варлаам, забывший даже спросить, а на что Григорию этапомощь и почему он убежден, что получит ее от Вишневецкого. – Ладно, панвоевода Острожский католиков смерть как ненавидит, поэтому всех разноверцевпривечает, так что у него служить православному человеку не зазорно. А панГойский – он же кто? Арианин! [8]Мыслимо ли тебе, православному человеку, с арианином сойтись!

– Да я сойдусь с чертом либо диаволом,арианином либо католиком записным, ежели это меня хоть на полшага впередпродвинет, – с несвойственной ему грубостью ответствовал Григорий. –С иезуитом пить стану за здравие Игнатия Лойолы, когда буду знать, что послетой чарки обрету то, чего желаю обрести!

Тут Варлаам понял, что мозговая болезньГригория усугубилась и скоро доведет его до ереси и полной погибели…

Проще всего было расплеваться свероотступником. Варлаам так и поступил бы, когда б не ударили морозы. Тащитьсячерез всю Украйну – голодному, одетому кое-как, по снегу, без приюта… И ни вкакой монастырь не прибьешься на зимний прокорм: здесь и впрямь православных нежаловали. Теперь делать нечего, кроме как держаться за Гришку. При нем хоть сголоду не пропадешь.

И товарищи ушли в Гощу. В ту пору у богатыхпанов очень легко было получить работу: слуги приходили и уходили, ну а опытныеконюхи всегда были в цене. Оказалось также, что из Григория получится отменныйпсарь. Он был не какой-нибудь гультай [9], которому лишь бы времяизбыть, – нет, трудился воистину не за страх, а за совесть. У него былособенный дар врачевать заболевших собак, а свору свою пан Гойский любил чутьли не больше, чем иных людей, поэтому очень скоро Гжегош (так Григория называлиполяки) стал незаменим.

И очень скоро Варлаам вовсе перестал узнаватьсвоего спутника. Из скромного монаха или прилежного конюха тот все большепревращался в подобие истинного шляхтича – пусть и безденежного, инеродовитого, и кое-как одетого, даже без карабели, то есть сабли – необходимойпринадлежности истинного шляхтича. По-польски Григорий трещал теперь небосьскорее, чем по-русски. Научился стрелять из лука и арбалета, а также из пистолии пищали. Скакал верхом и выделывал разные причуды в седле, что твой татарин!Даже богатые шляхтичи, наезжавшие в гости к пану Гойскому, скоро прослышали онебывалой ловкости Гжегоша и не гнушались ввязываться с ним в излюбленныешляхтой состязания: на лету подбить птицу, да непременно в голову; попастьпулей или стрелой в написанное на бумаге слово; перепрыгнуть с разбега черезвысокий забор; вскочить верхом, не коснувшись луки седла. Гжегош побеждал вэтих состязаниях играючи. Бывало, бросится в седло – и ударится в такой скач,что чудится: прочие кони словно бы на месте стоят и лишь копытами перебирают.Но всего больше славы было ему за то, что он стрелял без всякого промаха.Бывало, заставит кого-нибудь держать между растопыренными пальцами поднятойруки монету, а сам выстрелит – и в монету попадет. На тридцати шагах промаху недавал!

Тем слугой, который держал монету, был,конечно, Варлаам… То есть сначала он отказывался из страха лишиться руки и бытьвовсе застреленным, приняв пулю в голову, но, когда понял, что паны ставят навыигрыш-проигрыш немалые деньги, начал даже подзуживать Григория ввязаться вновый спор, который паны шляхтичи на французский манер называли чудно – пари.Так что скоро у бывших питомцев Чудова монастыря начали множиться злотые, и имне приходилось больше донашивать пожалованные паном Гойским обноски – разжилисьсвоим собственным платьем. Варлаам прикупил малороссийское одеяние, ну аГригорий иначе как в польское больше не одевался. Словом, жизнь у Гойского былавполне сносная, и Варлаам понять не мог, отчего она надоела приятелю. Тот всеже решил исполнить свой замысел и засобирался в Брачин, к пану Вишневецкому.Поскольку до весны было еще далеко, а Брачин всяко лежал Варлааму по пути вСвятую землю, тот отправился с Гришкою.

Что и говорить, двор пана Вишневецкого ихошеломил! По сравнению с Брачином жизнь в Гоще показалась тихой и унылой. ПанВишневецкий был воистину знатный шляхтич, он владел огромными имениями, жил наширокую ногу, а потому содержал большой штат слуг. Одни из них были шляхтичи –дворянского происхождения, они занимали ближайшие к панской особе должности, ав случае военных действий выходили в поле под панской хоругвью. Другие слугивсе вместе звались либерией и составляли дворню: это были гайдуки, казаки,хлопцы, горничные и сенные девки и прочая прислуга.

Среди слуг наиглавнейшим был маршалок двора –дворецкий, который надзирал за порядком службы, принимал новых слуг и увольнялих, творил меж ними суд и расправу. Одним-двумя слугами больше, одним-двумяменьше – это не имело никакого значения, тем паче если они пришли со дворатакого уважаемого человека, как пан Гойский. Поэтому после разговора смаршалком Григорий и Варлаам были без препятствий записаны в реестр княжескогодвора. Их определили в либерию, однако послужить на псарне Григорий толком неуспел: слег в горячке.

В тот день к пану Адаму приехала его родня:брат Константин с женой Урсулой и сестрой жены, а также отцом обеих дам,сендомирским воеводою – весьма важным, даром что низкорослым, шляхтичем.Готовилась охота. Да, это была любимая забава шляхты. Знатный пан не упуститслучая пощеголять своими собаками, соколами да кречетами, ну а гости радыпохвалиться блеском конских уборов, красотой скакуна, а главное – своейловкостью и удальством!