близко, практически над ухом, раздался знакомый хриплый голос с развязными интонациями.

Глава 9

Джо хотел поговорить.

Он, в самом деле, хотел только поговорить. Задать только один вопрос, закрыть, как сказал бы тот кретин-психолог, что освидетельствовал его в последний раз на предмет вменяемости и пригодности к работе, гештальт.

Все это время, все эти три недели, две из которых он, как ебнутый, носился по всей Атланте, в поисках так внезапно исчезнувшей Китти (блядь, ведь даже имени ее не знал!), он очень хотел спросить: «Какого, собственно, хера?»

После того, как он задал бы этот сакраментальный вопрос, Джо собирался опять затащить кошечку в постель и закрыть, наконец, гештальт. Многократно.

А уже потом, вдоволь наигравшись, наказав слишком свободолюбивую бабу за самовольство, он сам бы принимал решение, как и когда он ее кинет. Если вообще захочет кинуть.

То, что сотворила она, просто исчезнув, выбесило его неимоверно. И, если в начале поисков он был уверен, что найдет ее без проблем, даже не зная имени, то через пару дней от его первоначальной уверенности не осталось и следа.

В отеле, где они жили с сестрой, их помнили (ну еще бы, такие Барби!), но имен не знали. Номер был забронирован по корпоративному формату, на компанию, без указания конкретных фамилий. Название компании ему ничего не сказало, это была огромная корпорация с филиалами по всей стране.

Джо зашел с другого бока, он отыскал по своим связям тех мудаков, что резвились с сестренкой Китти на вечеринке. Было нихера не просто. Но он это сделал. Вот только зря. Эти дебилы тоже ничего не знали. Они познакомились на вечеринке, и кто привел туда уже порядком накачанную девку, они не знали.

Концы оборвались.

Джо еще пару дней покружил по отелям города, выспрашивая про приметных сестренок. Никто ничего.

И тогда Джо расстроился. Очень. Он сам не понимал, чего с ним происходит. Ну, казалось бы, ну баба, ну да, сладкая, ну круто было, че…

Но нет, он, словно одержимый, крутился по городу, надеясь увидеть ее. Найти ее. Это было похоже на бред. На гребаную зависимость.

Он нажрался в своей жизни зависимостей до блевоты и больше повторять не хотел.

Джо психанул, приехал к брату и принялся куролесить, стараясь забыть. Ее забыть. Трахая очередную шмару, на которых был не очень богат этот провинциальный городок, он старался вытравить из души, из тела дикое ощущение неправильности происходящего.

Тело получало разрядку, девки выползали от него с несводящимися ногами, душе же успокоения не было никакого.

Но Джо и здесь придумал выход. Ну как, выход… Он понял, что, если начинать нажираться с утра, то жить, конечно, не получается, но существовать как-то можно было.

Так он и делал всю неделю. И ждал, когда же это паскудство, в которое он влетел за какие-то грехи (блядь, он, конечно, тот еще говнюк, но где ж он ТАК напакостил?), сойдет на нет. Когда кончится ломка.

Братуха слегка отвлек своими проблемами. Немного взбодрил.

А потом оказалось, что то, что было до этого, то, что он испытывал ранее, вообще ни в какое сравнение не идет с тем глобальным, всепоглощающим пиздецом, который обрушился на Джо, стоило ему только осознать, что первая и такая охренительно безответная любовь его брата – это его кошечка. Его сладкая Китти.

И чего теперь делать – совершенно непонятно.

В этот раз найти ее было проще простого. Китти дома нет, но ничего, он подождет. Посмотрит в глаза, задаст вопрос, просто поговорит. Может, отпустит его хоть немного. Переломает.

Он, в самом деле, хотел поговорить. Только поговорить.

Но всем планам было суждено пойти в жопу после того, как он пронаблюдал сцену нежного прощания и поцелуя. Глаза залило мутной яростью, он буквально силой заставил себя стоять на месте. Успеет. Все успеет.

Зрительно сфотографировав мужика (с ним – потом), Джо еле дождался, когда лифт уедет, а девушка вставит ключ в замок.

– Ну, привет, Китти…

Кошечка вздрогнула, почувствовав его так близко, повернулась, неверяще уставившись на него огромными испуганными глазищами.

Джо задохнулся от внезапно нахлынувших, кардинально изменивших свой полюс, эмоций. Ярость никуда не ушла. Она переродилась.

Китти была совсем рядом. Такая нежная, такая манящая, такая соблазнительная. Такая беспомощная.

Джо не смог сдержаться.

Китти тихо охнула, когда он молча, грудью втолкнул ее в квартиру.

Застонала протестующе (наверно, протестующе… впрочем, похуй…), когда он, сжав ее в своих загребущих лапах, и немного не рассчитав силы, резко дернул вверх, к себе, чтоб поцеловать. Требовательно, жадно, с остервенением даже, вымещая всю злость, накопившуюся за эти три недели мучений.

Попыталась уцепиться за косяк двери, когда Джо, не прекращая поцелуя, на руках внес ее в комнату, ногой захлопнув дверь.

Попыталась оттолкнуть, упираясь руками в твердую, жесткую, как доска, грудь, сжимая в кулачках его футболку, словно хотела … Чего? Разорвать?

Он завелся еще больше от этого.

Ее туфли на шпильках потерялись где-то на полпути к кровати, ее шикарные тряпки не выдержали напора сильных рук, ее прическа рассыпалась золотистым веером по покрывалу.

Ее глаза были томительно ожидающими и испуганными, ее губы – одуряюще вкусными и влажными, ее кожа – насыщенно ароматной и гладкой.

Джо просто не смог ничего с собой поделать. Она была нужна ему, и она была рядом.

Пофиг на разговоры, вопросы, и этот… Как его? Гештальт.

Пофиг на все, пока она в его руках.

Китти вскрикивает и выгибается, когда он резко, грубо входит. Она мокрая, совершенно мокрая, и от осознания того, что она его тоже хочет, так же дико хочет, как и он ее, крышу уносит окончательно. Джо не сдерживается, ничего не изображает и не играет.

Он просто и безыскусно вдалбливается в нее, со всей своей бешеной силой, со всей своей яростью и страстью, своим напором просто поглощая любое возможное сопротивление.

И понимая, что его нет, сопротивления.

И понимая,