со всеми, она четко определила для себя круг тех, с кем поддерживала знакомство хотя бы на уровне обычных приветствий, и тех, кого она просто не замечала. А ее дочка, которая работала в салоне спа-услуг, не здоровалась ни с кем. С Варварой-Грозой и тетей Галей-французской «вдова Куркина» была, можно сказать, даже любезна. С мамой и мадам Свижской — здоровалась. Дору и «тетю Галю-черненькую» — обе работали укладчицами на кондитерской фабрике — «не видела в упор». А, встретившись с Джамилей, Оксаной и тетей Наташей, делала такой вид, будто встретилась с чем-то беспредельно возмутительным. Так вот, как-то на этой неделе я спешил и не придержал за собой входную дверь, которая захлопнулась перед ее носом. Варвара в это время стояла на площадке третьего этажа. И вот, когда я поднимался к себе, «вдова Куркина», обращаясь к ней, громко сказала: «Малолетка наглый! Ну ничего, останется без матери, и жизнь его поучит!» У меня после этих слов перехватило дыхание. Последнее, что я услышал, вваливаясь в переднюю, был бас Варвары: «Да заткнитесь, мать вашу!». С этой поры я стал прислушиваться к тому, что, как мне казалось, говорили обо мне и маме не только соседи, но и учителя в школе. Вообще, мне теперь казалось, что все об этом только и говорят. Проходил я как-то мимо нашей классной, Марии Планетовны… то есть Платоновны, которая с химичкой разговаривала и слышу: «Ну, это так обычно и бывает: хорошо-хорошо и вдруг…» Тут химичка видит меня, обрывает фразу на полуслове, а классная так сочувственно мне:

— Здравствуй, Никита, как там мама?

У меня во рту пересохло, и я едва выдавил из себя: «Спасибо, хорошо».

Она опять фальшиво так:

— Вот и прекрасно, а ты старайся, твои хорошие отметки для нее лучшее лекарство.

Историк записывал желающих участвовать в пешеходном квесте в Коломенском, я поднял руку, а он спрашивает:

— Ивлев, а у тебя же с мамой что-то серьезное, ты уверен, что тебя отпустят?

Зашел в класс, а там Ленка Савельева с Вощаковой секретничают. Слышу Ленка Ане говорит: «А ты не знаешь, он заразный? Я ужасно боюсь! Вчера он рюкзак мой таскал… И говорят, что мать его…» Увидела меня и потащила Вощакову в другой угол. Тут я не выдержал и сказал Ванде:

— Слушай, у девчонок что, нет других тем для разговора, кроме как обо мне?

— У каких девчонок? — изумилась она.

— Ну, хотя бы у Ленки с Аней. Стоят, обсуждают, я заразный или нет.

— Ты с дуба рухнул! Нужен ты им!

— Но я же своими ушами слыхал, как Савельева спросила: «А он заразный?». И ее прямо передернуло, когда она меня увидела. Мы же с ней лабораторку по химии делали, и я рюкзак ее переносил.

— Пуп мира! Ты что же думаешь, проблемы только у тебя? А у других нет? Если хочешь знать, у Савельевой щенок стригущим лишаем заболел, а Ленка боится, что и у нее волосы вылезут! Вот, блин, проговорилась! Из-за тебя, шизика!

— Сама ты…! — огрызнулся я, но дышать стало легче.

Я все время пытался набраться смелости и попросить маму рассказать, что за лечение у нее будет в больнице, от чего. И каждый раз не решался. Хотел определенности и одновременно боялся ее. А пока я пугался сам и пугал других своими подозрениями, Шишкарев пытался толкнуть приставку парням из одиннадцатого. За два дня торгов он снизил цену, а пацаны набавили, и приставка ушла к Витьке Мозговому. Мы собирались провести обмен на следующий день, но тут произошло странное событие.

Посылка из Новосибирска

Мы слушали с мамой передачу Юрия Лотмана о том, как люди обращаются друг к другу. Шел разговор о том, что один знатный вельможа разработал свою сложную систему обращений, в зависимости от того, насколько богат был его собеседник. Я хотел сказать маме, что у «вловы Куркиной» такая система тоже существует. Но увидев, что мама задремала, накрыл ее пледом и сделал звук потише. И в эту самую минуту раздался звонок в дверь. На пороге стоял мужик и держал перед собой картонный ящик. На улице лил дождь, но на нем не было ни куртки, ни плаща, туфли блестели и было понятно, что он приехал на машине.

— Добрый вечер, — сказал незнакомец. — Тут живет Ирина Ивановна Ивина?

Я подтвердил. Он вошел в переднюю и вопросительно посмотрел на меня:

— Позовешь?

— Она спит, — ответил я растерянно.

— Ладно, не будем ее тревожить. Я друг Алексея… Алексея Николаевича Градова. А ты Никита?

Я кивнул.

— Можно пройти на кухню?

Он осторожно поставил ящик на стол и сказал:

— Там внутри объяснение, что к чему. А это (он вынул пакет из внутреннего кармана) отдашь маме. Да, и вот моя визитка.

Он протянул мне карточку и шагнул за порог.

Человек этот, на мой взгляд, был больше похож на друга Родькиного отца-адвоката: костюм-тройка, рубашка с двойным воротником, оксфорды. Когда дверь за ним закрылась, я прочитал:

«Геннадий Ильич Бортников, супервайзер Транструбмаш… — и дальше весь алфавит. Не успел я дочитать, что написано на визитке, как из комнаты, кутаясь в платок, вышла мама,

— Кто-то приходил? Дора?

— Мужик какой-то. Вот посылку принес от твоего «соседа по парте».

Мама стала разглядывать коробку, на которой не оказалось никаких надписей.

— Да, — вспомнил я. — Он еще вот это передал.

И отдал маме пакет.

Мама открыла большой конверт, и брови ее высоко взлетели. Я заглянул из-за маминого плеча и увидел в пакете деньги и какую-то записку, написанную от руки. Мама вынула письмо, а пакет положила на стол. Она быстро пробежала глазами написанное и спросила меня удивленным голосом:

— Кит, ты что, писал Алексею?

— Я-а?! Нет, конечно! А что?

— Ну-ка, посмотрим, что в посылке.

* * *

Когда я на следующий день рассказывал Шишкареву об этом событии, он, как и мама, по-моему, не совсем поверил в то, что никакому Алексею Градову я не писал. Я даже разозлился. Хорошо еще, что Ванда была на моей стороне. Надо сказать, что из-за ее любопытства мне пришлось подробно описывать все, что было в посылке.

— Здоровая банка меда, компот какой-то из сушеных ягод и пакетики. На некоторых охотник с собакой нарисован. И конверт с баксами. Часть таких, как мы с Родькой меняли, когда ему отец сотню зеленых на Новый год подарил, и еще с какими-то другими портретами.

— Ну, и что сказала мама?

— Назвала его этим… как его… американским миллиардером…

— Биллом Гейтсом?

— Да нет. Другим… типа