Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блейк освободил руку и с сомнением в глазах опустился на край матраса.
— Ты перенервничала. Это пройдет, — его голос звучал сухо.
Я чувствовала концентрирующуюся в воздухе неловкость — она крепла, как и стена отчуждения между нами. Уже завтра Блейк снова станет смотреть свысока, а я наверняка найду тысячу и один способ, как его взбесить.
Неужели нам обязательно все время ругаться?
— Почему мы не такие, как раньше? — с грустью вырвалось у меня.
— Да уж, — искренне усмехнулся он. — Раньше было проще.
Детство, делающее жизнь легкой и незамысловатой, давно закончилось. Теперь мы оба были другими.
— Спи, — Блейк наклонился ко мне и непринужденным жестом заправил за ухо выбившуюся прядь.
Мимолетное прикосновение, длящееся всего секунду, снова всколыхнуло сердце.
— А ты… останешься? Мне все еще страшно, — поежившись, я притянула колени к груди.
— Не бойся, — карие глаза потеплели. — Ты не одна.
Как бы мне хотелось всегда видеть Блейка таким понимающим и близким! Но уже через мгновение он отстранился — не ушел, но отодвинулся к самому краю кровати.
— С тобой не боюсь, — прошептала я, укутываясь в одеяло.
И засыпая, почувствовала на себе пристальный взгляд.
[1] Марта Стюарт — американская телеведущая, получившая известность благодаря советам по домоводству и кулинарному шоу.
[2] Имеется в виду реабилитационный центр имени Святого Иуды, позиционирующийся как элитный и пользующийся популярностью у селебрити.
[3] Популярный в США антидепрессант.
[4] Одно из крупнейших специализированных медицинских учреждений Нью-Йорка, расположенное на Манхэттене.
[5] Элитный горнолыжный курорт в штате Колорадо.
Непристойное поведение и достойное предложение
Утро началось с невыносимого жара — левая щека горела как под палящим солнцем Санта-Моники.[1] Теплый воздух щекотал висок, а ладонь ритмично приподнималась в такт… чужому дыханию!
Распахнув глаза, я обнаружила, что догадка верна. Я лежала, прижавшись к Блейку! Голова покоилась на его плече, а ладонь накрывала солнечное сплетение. Я не помнила, как он прилег рядом, и почти убедила себя, что все еще сплю, но разлившаяся по телу истома опровергала доводы. От избытка тактильных ощущений по позвоночнику пронесся холодок, в животе сладко заныло, грудь распирало от предвкушения — слишком реального для сна.
Осторожно приподняв голову, я всмотрелась лицо Блейка. Спокойное, безмятежное и такое… родное. Посапывая, он смешно морщил нос, словно кривился от неудачной шутки, но даже эта легкая гримаса не делала его отталкивающим. С трудом сдержав порыв погладить его по щеке, я поймала себя на приятно будоражащей мысли, что хотела бы просыпаться с ним каждый день.
Обнимать, уткнувшись носом в ямочку над ключицей. Целовать в отросшую за ночь щетину на скуле. И кокетливо шептать «привет», зная, что он ответит с довольной улыбкой.
Если бы я все не испортила своей глупой выдумкой, наша жизнь могла сложиться иначе. Но время не возвращается назад. И Блейк меня не простит.
Тихо всхлипнув, я коснулась его губ своими, словно извиняясь.
В этом поцелуе смешалось все — и тоска об утраченном, и неозвученные оправдания, и желание, которое я не могла ни заглушить, ни контролировать. Он стал бы последним, если бы Блейк меня оттолкнул, но он лишь расслабленно потянулся, не открывая глаз. В полусне обхватил за шею свободной рукой… и с жадным вдохом скользнул языком в мой рот.
Не веря в происходящее, я на секунду замерла в растерянности.
Блейк целовал меня! Снова!
Настойчиво и горячо, а его пальцы — поразительно нежные — погрузились в мои волосы на затылке, не давая отпрянуть. Да я бы и не стала! И, изнывая, ждала большего, пока его умелый язык дразнил мой.
Прикосновения заводили до дрожи. До крошечных разрядов тока под кожей. До зуда между ног. Меня целовали много раз, но так, как Блейк — никогда!
Нетерпеливо ерзая сосками по его груди, я отвечала на каждое движение жарких губ. А от мысли, что будет, когда он сунет руку мне в трусики, хотелось кричать.
Перекинув ногу через его бедра, я почувствовала возбужденный член.
От радости сердце сделало кульбит. Желание было обоюдным!
Торжествующий рев адреналина затуманил сознание. Царапнув ногтями треугольник кожи в небрежно распахнутом воротничке рубашки, я подцепила пуговицу, но та застряла в петле. Чертыхнувшись, я рванула сильнее, и почувствовала, как напрягаются тугие мышцы торса под моей трясущейся ладонью.
Представив, как Блейк всем своим весом вдавливает меня в матрас, а потом вбивается так долго и яростно, что с кровати сваливаются подушки, я лихорадочно впилась в его губы. Одновременно повела бедрами, сильнее прижалась к его паху — приподнялась и опустилась, имитируя проникновение. Потерлась через ткань брюк, распаляясь от касаний и фантазий:
— Блейк…
В ответ на сдавленный стон его веки дрогнули.
— Долорес, — хрипло выдохнул он, осознав происходящее. — Какого дьявола ты…
— Я? — от возмущения я могла лишь ошалело моргать.
Пусть еще скажет, что я ему силой член подняла!
Да, я проявила инициативу, но ведь возражений не было.
— Мы же обсуждали, — Блейк снял меня с себя и рывком выпрямился. — Это недопустимо.
Рухнув на подушки, я взвилась снова:
— Но ты сам лег рядом!
Раздосадованно дернув щекой, он пригладил растрепавшиеся волосы — как во время наших давних шуточных споров, когда силился подобрать аргумент, а я упрямо не соглашалась.
— Ты стонала во сне.
И это причина? Мне приснился кошмар, и Блейк якобы решил меня успокоить? Шикарная «терапия», вашу мать! А языком ко мне в рот он залез тоже ради утешения?
— То есть у тебя встал на мои стоны? — я вскочила с кровати вслед за ним и со злостью стиснула кулаки. — Или спишешь на физиологию?
Невыносимо хотелось его ударить. С размахом врезать под ребро — туда, где должно находиться сердце, но у Блейка, судя по всему, так и не сформировалось на этапе эмбриона.
— Будет лучше, если мы раз и навсегда закроем эту тему, — справившись с замешательством, он скрылся под привычной маской равнодушия. — Между нами ничего и никогда не будет.
— Почему?
— Я — твой опекун. И столь близкие… — он запнулся, подбирая слово. — Отношения аморальны.
— Ой, да ладно, — я скептически поджала губы. — Мы не кровные родственники.
Блейк проигнорировал довод хмурым молчанием, и это меня подхлестнуло.
— Ты просто не