Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что, хочешь все обратно поставить? — Мари сдвинула брови.
— Что ты об этом думаешь?
— Тебе страшно?
— Страшно — не то слово. В следующем ящике может оказаться нитроглицерин или еще что-нибудь вроде этого. Вот это было бы здорово! — Я вернул на место все остальные ящики, сдвинул рейки и, взяв фонарь, продолжил осмотр. Ничего особенно интересного больше не обнаружил: шесть доверху заполненных канистр с машинным маслом, керосин, ДДТ, несколько канистр с водой, по пять галлонов в каждой, с лямками для того, чтобы можно было таскать за плечами. Я решил, что они нужны Флеку для доставки пресной воды на наиболее отдаленные острова при отсутствии других погрузочных средств. По правому борту обнаружил пару квадратных металлических коробок, а в них беспорядочно наваленные и наполовину проржавевшие железки — гайки, болты, шурупы, кронштейны, полиспасты, воротки и даже пара гарпунов. Я долго в нерешительности смотрел на них и все же оставил на месте: трудно представить себе, что капитан Флек их прошляпил, но если даже и так, все равно гарпун гораздо медленней пули. Да и спрятать его нелегко.
Я вернулся к Мари Хоупман и увидел, что она бледна как мел.
— Больше ничего нет. Что теперь делать будем?
— Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, а меня сейчас стошнит.
— О, Господи! — Я заколотил в переборку, и когда подбежал к люку, крышка уже открылась. На меня смотрел капитан Флек собственной персоной: глаза ясные, лицо отдохнувшее, свежевыбрит, в белых парусиновых брюках, с сигарой в зубах. Прежде чем говорить, он соизволил вынуть сигару изо pта.
— Великолепное утро, Бентолл...
— Моей жене плохо,— перебил я. Ей нужен свежий воздух. Разрешите ей подняться на палубу.
— Плохо? —Тон его изменился. Простудилась? Жар?
— Морская болезнь! - завопил я.
— В такой день? — Флек распрямился и оглядел то, что в его понимании считалось спокойным морским пейзажем.— Минутку.
Он щелкнул пальцами, сказал что-то, чего я не расслышал, и дождался, пока к нему подбежал мальчишка, который приносил нам завтрак. На этот раз он держал в руках бинокль. Флек не торопясь оглядел горизонт, постепенно развернувшись на 360°, и опустил бинокль.
— Она может подняться. Ты тоже, если желаешь.
Я подозвал Мари и пропустил ее вперед. Флек подал ей руку и сочувственно произнес:
— Мне очень жаль, что вы плохо себя чувствуете, миссис Бентолл. И выглядите неважно. Что правда, то правда.
— Благодарю вас, капитан Флек. Вы очень добры.— Меня ее тон покоробил, но на Флека, видимо, произвел впечатление, потому что он снова щелкнул пальцами, и подскочил все тот же паренек с двумя шезлонгами, снабженными зонтиками.
— Можете оставаться здесь сколько захотите, но если вам скажут вернуться вниз, вы должны немедленно исполнить приказ. Понятно?
Я молча кивнул.
— Прекрасно. Надеюсь, что вы не допустите неосмотрительных поступков. Наш друг Рабат призов на соревнованиях по стрельбе не брал, но с такого расстояния едва ли промажет. — Я оглянулся и с другой стороны люка увидел маленького индийца, по-прежнему в черном, но уже без пиджака. На коленях у него лежал неизменный обрез, направленный дулом мне в голову. Взгляд у него был тоскливый, но в причинах его тоски мне было разбираться недосуг.— А теперь я должен вас покинуть.— Флек улыбнулся, продемонстрировав прокуренные зубы.— У нас, моряков, дел много. Увидимся позже.
Он пошел на капитанский мостик, который располагался над радиорубкой. Мы уселись в шезлонги, и Мари со вздохом закрыла глаза. Краска постепенно стала возвращаться к ее лицу. Не прошло и десяти минут, как она заснула. Я бы и сам не отказался вздремнуть, но полковнику Рэйну это вряд ли бы понравилось. «Бдительность и еще раз бдительность, мальчик мой» — его излюбленная фраза. Вот я и торчал тут без сна, изображая бдительность, но причин для такого самопожертвования в данном случае не видел.
Над головой — раскаленное добела солнце на фоне выгоревшего блекло-голубого неба, на запад — сине-зеленые морские воды, на восток—те же воды, но уже темно-зеленые, подсвеченные теплым, ласкающим поверхность моря ветром в двадцать узлов. На юго-востоке у самого горизонта темноватые очертания чего-то, что могло быть островами, а возможно, и плодом моего воображения. И по всему пространству морскому ни одного суденышка, ни даже дельфина. Удостоверившись в этом, я устремил свой бдительный взгляд на шхуну.
Наверное, это было не самое отвратительное судно на семи морях (всех я, честно говоря, не видел), но уверен, что далеко не самое лучшее. Оно было больше, гораздо больше, чем мне показалось с самого начала, наверняка не меньше ста футов в длину, но замасленное, заплеванное, грязное до чрезвычайности и некрашеное к тому же. То есть, может быть, когда-то его и красили, но это было очень давно, и краска вся облупилась и выгорела. Две голые мачты одиноко торчали над рубкой в тоскливом ожидании парусов, но парусов не было и в помине, зато с одной из них тянулся к радиорубке провод антенны, приблизительно в двадцати футах от того места, где я сидел. Над открытой дверью рубки виднелась проржавленная труба вентилятора, чуть выше помещение, которое, скорее всего, служило каютой самому Флеку, а может быть, штурманской рубкой, еще выше — застекленный капитанский мостик. За всеми этими постройками, по моему предположению, должны были располагаться матросские кубрики. Минут пять я глазел на все это, и меня все время не покидало чувство, что что-то не так — не так, как должно быть. Можем быть, полковник Рэйн сообразил бы быстрее, я вот не мог. Я чувствовал, что на настоящий момент полностью выполнил свои долг по отношению к полковнику и большего сделать не в силах. Закрою ли я глаза и засну или буду изо всех сил пялить их, не изменит ровным счетом ничего — все равно нас привезут туда, куда намерены привезти, хотим мы этого или нет. За последние сорок восемь часов спал я всего три, поэтому глаза я все-таки закрыл. И сразу заснул.
Проснулся, вероятно, уже после полудня. Солнце стояло прямо над головой, и дул прохладный пассат. Тени от наших зонтиков стали шире. Капитан Флек уселся по соседству с люком. Какое бы дело его ни задержало, оно, по всей видимости, теперь было завершено, а догадаться, какое именно это было дело, не составляло труда — судя по запаху, он брал долгое и содержательное интервью у бутылки