— Дурень! Все у нее нормально с головой, — рассмеялся я, бросая взгляд на пустую крышу, — а где она сейчас?

— Да недавно спустилась, — хохотнул Герес, бросая взгляд на Овера, — вот она как начала спускаться, так наш… охотник… так сразу сделал стойку и на забор полез. Так и рухнул, то ли от хлипкости забора, то ли от ее возмущенного взора, когда он ей свистеть начал.

— Ты свистел льере? Это может твоей головушке досталось?

— Да ладно, просто не удержался. Дядя твой нам уже по пинку отвесил и заставил новый забор ставить. Зато этот уже так легко не рухнет. Ты лучше скажи, чего она на крыше делала.

— Рисовала наверное.

— Рисовала? Как настоятельница в Храме?

— Настоятельнице до ней далеко, — вполголоса ответил я, понимая, что это правда, но не в силах нарушить выработанный авторитет, вызывающий уважение все три года, что я жил при храме.

— Ну ты так-то не завирайся, — так же смущенно ответил Овер, а Герес поддакнул.

— Пойдем, попрошу показать рисунки, там каждый наверное по несколько империалов стоит.

Просить не пришлось. Едва мы зашли в таверну, наше внимание привлекло несколько гостей, что в ожидании ужина стояли у стены, сосредоточив на нее свое внимание. Подойдя поближе, мы обнаружили в деревянной рамочке висящую на стене картину с нашей тренировкой. Картина явно после последнего просмотра дорабатывалась: фон стал ярче, добавилось деталей, тени… Рисунок и вовсе стал похож на окно во двор, где застыли двое в процессе тренировки.

— Это что, Весел?! — Вырвалось у Гереса, едва он протиснулся к стене, ткнув пальцем в фигуру на рисунке. Гости, стоящие рядом посмотрели сначала на него, а потом перевели взгляд на меня.

— Да, он, — раздался мамин голос от стойки, с нотками гордости, — Льера Маша подарила нам, когда увидела, что мы в восторге от рисунка. А сейчас показывала еще незаконченный рисунок нашей деревни в лучах заходящего солнца. Завтра при солнечном свете дорисует, сейчас ей уже темно. Если много не запросит — куплю обязательно, тоже на стену повесим

— Она, что, уже язык выучила?! — вычленил из маминой фразы главное, — ты ее понимаешь?

— Пока с третьего на десятое, но где непонятно, там она на пальцах показывает. Очень умная девочка…

— Весел, там тебя папа ждет, иди помоги ему, — через заднюю дверь забежал Яник, крикнул и умчался обратно.

— Ребят, я скоро, пойду телегу разгружу.

— Да мы с тобой, что мы тебя бросим что ли…

Отец, увидев число помощников, быстро определился в кладовку, где он лишь укладывал мешки так, как он считал правильным, а мы в три пары рук быстро перетаскали все ему, и схватив телегу, закатили ее в сарай. После, взяли в руки снятые перед разгрузкой рубахи и собрались сходить к колодцу.

— А это для чего тряпочки? — Вдруг спросил глазастый Овер, тыкая пальцем на веревку для сушки белья возле портомойни.

Там на веревке висели две тряпочки знакомой мне золотистой расцветки — это то, что было в прозрачной упаковке и мокрое. Странная конструкция из двух небольших полусфер и веревочек, и треугольная тряпочка. Рядом весела тоже треугольная, но уже кружевная, потом какая-то розовая безрукавка, да еще с обрезанным животом, и такая же розовая тряпочка, непонятного назначения.

Овер, недолго думая, подошел поближе и принялся внимательно рассматривать тряпочки, с желанием быстро потрогать кружева, из-за

этого даже пришлось на него прикрикнуть, чтобы грязными руками не трогал белые вещи, как вдруг из портомойни раздался непонятный громкий звук. Я настороженно оглянулся на дверь, как через мгновение звук повторился. Словно что-то тяжелое отодвигали от двери. Мы недоуменно переглянулись, но не успел я сделать шаг, как дверь отворилась и из проема вылетела разъяренной гарпией Маша, с мокрыми волосами, завернутая в простыню, с комком из мокрых штанов и рубашки, прижатых к груди. Девочка что-то нам гневно прокричала, почти прорычала на Овера, от чего он шарахнулся в сторону и покрутив пальцем у виска, начала сдергивать с веревки свои вещи, с пламенеющими щеками и ушами.

— Чего она? — недоумевающе оглянулся на нас Овер, но поддержки не сыскал, мы сами не понимали. Хотя, если вспомнить, как она эти кружева прятала у меня утром, может их не должен никто видеть? Но зачем тогда повесила на улице?

— Дикарка, все у них не по человечески… — шепотом произнес Герес, глядя как грозно топая голыми пяточками по тротуару удаляется Маша.

— А что она там такое делала, что аж дверь баррикадировала? — быстро оправился от потрясения Овер и тут же сунул свой любопытный нос в портомойню.

Мне ничего не оставалось, как пойти следом. Судя по всему, дверь девочка подпирала полупустым бочонком, наклонив его немного и перекатывая в сторону. Для этого ее силы должно было хватить. Внутри стояли два пустых ведра, лохань с мыльной водой и ковшиком.

— Она мылась что ли всего лишь? — Разочарованно протянул Овер, не обнаружив больше никаких других признаков активных действий.

— А что должна, — недоумевающего спросил его Герес, — Жертвоприношения творить?

— Тоже может быть, — авторитетно заявил Овер, — мы же не знаем, каким Богам она требы кладет. Но зачем закрываться то? Значит какой-то обряд творила?

— Ну ладно вам, — отрезвил я друзей, — скоро она научиться говорить и сама расскажет. Пойдемте лучше поедим, а то я с утра только пустой сбитень выпил и все…

— У Дерека был? — Тут же с пониманием покивал головой Герес. — Не повезло с родственником. Жаль, что мой брат, средний, Терес, только в этом году сватов начал готовить, вот бы он их к вашей Ларе их заслал… породнились бы…

— А уж как мне жаль… Ладно, айда поедем…

Гости уже почти все разошлись по комнатам. Две крестьянских семьи, которым ехать до дома еще двое суток и шесть крепких мужиков, из которых еще двое сидели в углу и жевали остатки ужина, запивая элем. Лаура накрыв нам на стол, ушла помогать маме мыть посуду и подготовить кухню к завтрашнему дню. Папа с дядей ели не торопясь, молча весь ужин и когда мы с друзьями доели, Ивер без обидняков, отправил их домой, мотивируя тем, что отцу надо поговорить со мной по семейному. Дядя не тот человек, который с которым возникает желание спорить и быстро договорившись завтра пойти на рыбалку, мы с друзьями расстались.

Два мужика в другом конце зала нам никак не могли помешать и отец начал без промедления, едва закрылась дверь за Гересом.

— Твоя информация подтвердилась, сын. Рудник и правда снова открывают. Сразу четверо лиеров первых семей участвуют в его открытии. Эти шестеро, что ужинали — проходчики, едут оценить состояние уцелевших шахт и определить необходимые работы для их скорейшего запуска. Я с ними немного поговорил…

— А зачем вдруг понадобилась медь? — Поинтересовался дядя, — вроде для монет используют медь Меденейских приисков, она дает нужный отлив… А эта дешевая и рудники бедные…