Единственным способом отвлечься от окружающей действительности оставались воспоминания. Лиза снова мысленно перенеслась в прошлое, на много лет назад. Картинки из жизни мелькали перед ее мысленным взором словно кадры из кинофильма… местами жуткого, местами печального и лишь иногда красивого (последние три года ее неполных двадцати девяти лет), но никогда по-настоящему веселого и радостного.

…Конец 1980х годов. Лиза только что пошла в первый класс. Вот она – счастливая школьница с двумя огромными белоснежными бантами в волосах, в коричневой форме с белым фартуком, в новых лакированных туфельках, с большим букетом цветов в руках направляется в школу. Мама ведет ее за руку, рядом – любимый папа (тогда он еще был жив), здесь же и Женька – в новой форме, с большим ранцем за плечами, еще ребенок, который меньше чем через десять лет превратится в наглого, самоуверенного подростка, приложившего руку к тому, чтобы жизнь его младшей сестры переломилась напополам, словно тонкая сухая ветка. Тот самый Женька, которого спустя долгие годы настигнет запоздалая кара.

Брат и сестра Кропоткины никогда не были лучшими друзьями. Вечные стычки, ссоры по пустякам всегда были спутниками отношений Жени и Лизы. Когда рядом был папа, все было намного лучше. Он всегда умел уладить конфликт между детьми. Но потом папы не стало… Инсульт прямо на работе… Так внезапно… так ужасно…

«Сначала казалось, что он просто ненадолго уехал, что он вот– вот вернется, зайдет в прихожую, снимет куртку и обнимет меня, – шептала Лиза замерзшими губами, ежась от холода в остывающем салоне авто. – А потом я начала понимать, что он уже никогда не вернется… никогда… Тот день навсегда врезался в мою память. Я еще училась в начальной школе, настали ноябрьские каникулы. Было раннее утро. Я спала в своей кровати. Папа подошел ко мне, тихо прошептал, что скоро вернется, поправил одеяло и исчез… ушел куда-то в пустоту. А мне не осталось ничего от него… лишь кое-какие фотографии, запах одеколона, когда он наклонился надо мной и ощущение тепла от его руки, поправившей одеяло. И больше ничего… Без него стало так пусто… Все вокруг изменилось, и все изменились… Женька начал отбиваться от рук… Мама беспокоилась о нем и не думала, каково было мне… Никому не было дела до маленькой несчастный Лизы…»

Жуткие звуки снаружи утихли. Лиза прислушалась к наступившей тишине. По всей видимости, волки, насытившись, ушли в лес, но девушка не решалась открыть дверь и выйти на улицу.

Лиза протянула затянутую в черную кожаную перчатку руку к окну, задумчиво провела указательным пальцем по изысканному узору кружев, нарисованному жестоким сибирским морозом на стекле сломанного автомобиля. Снова нахлынули воспоминания, эпизоды прошлого вспыхивали яркими вспышками в голове усталой измученной девушки.

Женьке повезло. Да уж, так получилось, что ему чертовски везло вплоть до вчерашнего дня, когда он решил оторваться от праздничного ужина и пополнить запас сигарет. Но даже если сравнивать удел Женьки и его младшей сестры, то здесь он опять оказался везунчиком – умер мгновенно, едва коснувшись снежного сугроба, от сильнейшей кровопотери, а Лизе и здесь достались одни мучения. Медленно погибать от страшного холода в машине, которая с каждой минутой все больше остывает, превращаясь в морозильную камеру, когда снаружи бродят голодные обитатели угрюмой тайги, разве это сравнится с острой заточкой, разрывающей сонную артерию?

«Мой дорогой брат опять меня обошел… Сколько там, в его пользу?»

Женя всегда был любимчиком матери. Он родился раньше срока: хилый и болезненный. Насколько Лиза знала из рассказов родни, в первые дни после рождения ее старшего брата врачи давали весьма неутешительный прогноз. Но Женька выжил, чтобы через тридцать лет с хвостиком на пике профессионального успеха и семейного благополучия истечь кровью на снегу в нескольких метрах от собственного дома.

Однако в детстве он очень часто болел, и каждое новое недомогание вызывало огромное беспокойство у матери. Лиза же в противоположность своему старшему брату появилась на свет абсолютно здоровой, и болезни обходили девочку стороной даже в первые месяцы жизни. Вплоть до окончания школы она лишь несколько раз переболела острым респираторным заболеванием, при этом всегда быстро вставая на ноги, и ни разу не лежала в больнице. Полная жизни и здоровья девочка являла собой резкий контраст с хилым и болезненным братцем.

Маму это раздражало. Измученная бесконечными хворями Женьки, его длительными пребываниями в больнице в окружении капельниц, она все чаще и чаще срывала свое раздражение на младшей дочери. Казалось, мать искренне полагала, что крепкая и пышущая здоровьем Лиза словно высасывала из брата все соки. Девочке не давалось никаких поблажек, тогда как Женька пользовался бесконечными привилегиями и расположением.

…Лиза сняла перчатки и начала отогревать застывшие пальцы собственным дыханием. Она всерьез опасалась получить обморожения. У нее уже начали неметь кисти и ступни, и, немного разогрев руки, девушка сняла сапоги и начала тщательно растирать пальцы на ногах. Находиться дальше в остывшей машине было невозможно, но Лиза боялась выглянуть на улицу, где совсем рядом бродили хищники.

Немного растерев стопы, она с трудом натянула сапоги, элегантные, из натуральной кожи, на подкладке из дорогого меха, но не так уж и подходящие для крепких сибирских морозов. Затем Лиза прислушалась к происходящему снаружи. Может ей и кажется, но никаких звуков присутствия голодных хищников больше не слышно. Неужели они насытились и ушли?

Лиза медленно, словно в каком-то страшном фильме, протянула руку к двери. Как бы ни было жутко, но надо хотя бы проверить, есть ли еще поблизости волки. Ей надо обязательно выйти из машины, иначе она совсем замерзнет без движения. Можно даже попытаться развести костер.

Лиза медленно открыла дверь, затем осторожно высунула голову наружу. Вокруг никого не было, стояла все та же звенящая тишина, как и до прихода незваных гостей.

«Дура, ну что ты делаешь. Оставайся в машине, сколько можешь. Волки наверняка притаились где-то рядом. Они нападут и сожрут тебя, их зубы разорвут кожу, вопьются в тело. И ты будешь кричать, пока они не перегрызут тебе горло. Тебя будут жрать заживо, слышишь, ты, идиотка?»

Но Лиза решительно приказала замолчать этому внутреннему голосу – нет, он принадлежал не ей, а перепуганной девочке, которой она когда-то была. Она должна выйти, должна! Иначе просто заснет на заднем сиденье, и ее найдут через какое-то время замерзшей насмерть.

Сердце стучало так громко, что казалось, эхо его ударов слышится на расстоянии нескольких километров. Она медленно выставила одну ногу, затем другую, и осторожно вышла из машины.

Превозмогая чувство страха и легкой паники, девушка оглянулась вокруг. В десятке метров от машины лежала растрепанная меховая шапка, принадлежавшая Валерию Константиновичу. На снегу виднелись жуткие темные пятна, а след тянулся вперед, чуть дальше пересекая шоссе наискосок. Никаких признаков присутствия волков. У Лизы мелькнула мысль, что хищники просто утащили тело несчастного, чтобы продолжить кровавый обед. Девушка осторожно подошла к дороге, пересекла шоссе, подошла поближе к противоположной обочине и оглянулась вокруг. Вдруг она вскрикнула, отвернулась и, шатаясь, направилась в сторону машины. Впереди, в кювете, лицом вниз лежал истерзанный труп. Одна рука была вытянута вперед, из-под рукава дубленки виднелся обрубок в том месте, где должна быть кисть.